Восточные религии оказали сравнительно небольшое влияние на духовную жизнь хайнов. Практически единственное, но очень важное заимствование - представление о жизни как о Колесе Сансары. В интерпретации хайнов этот образ перестал быть отрицательным и превратился в настоящий манифест Жизни. Жизнь - благо, несмотря на страдания, смерти, неудачи. Все ценное ценно только применительно к живому, т.е. бытию. Ничто не погибает бесследно - в круг перерождений имеют шанс вернуться все умершие. Каждый живущий имеет возможности улучшить бытие для окружающих и для самого себя, причем как для себя-настоящего, в данной конкретной жизни, так и создать залог для себя-будущего, который вернется на следующем витке перерождений. Таким образом, количество боли и страданий в мире зависит от каждого и поддается изменениям в любую сторону.

Любовь - сила, которая в высшем смысле вызывает живое из небытия, в более «повседневном» - заботится о живом, защищает от небытия. Функция любви - противостоять смерти. Таким образом, смерть - необходимое условие для искреннего (не ритуального) проявления любви. Биологически любовь появляется только там, где смерть с высокой вероятностью может забрать всё потомство. Любовь слонихи к единственному слоненку совсем не аналогична метанию сотен и тысяч икринок рыбой. Но даже у рыбы есть очень слабая любовь к потомству (отложить икру в подходящем месте и вдали от хищников) и инстинктивная любовь к самцу, который нужен для создания потомства. Любви нет только у неживых предметов (неживой в понимании хайнов - не обладающий смертностью).

Концепция обитаемой зоны.Принимается дихотомия «светлый бог - темный дьявол». Связь бога с Солнцем, дьявола - с космической, первородной и первичной тьмой. Ни та, ни другая сила не блага и не добра, и в абсолютном своем проявлении смертоносна. Солнце согревает планету, но с легкостью сожжет ее, если орбита сместится. Солнце иссушает и убивает. В то же время ледяная тьма космоса не менее губительна. Жизнь возможна только между двумя этими страшными безднами, в «обитаемой зоне».

Харро от природы был жесток, с ярко выраженными инстинктами убийцы - что для хайна редкость, и качество, конечно же, нежелательное. В то же время он обладал достаточно сильной волей, чтобы контролировать свою природу. Забегая немного вперед, скажу, что обычно такие, как Харро, в обществе хайнов становились представителями военной касты, а к обязанностям жреца не допускались. Жрецами, напротив, становились самые сострадательные из хайнов, хоть это парадоксально на первый взгляд. 
Харро нравилось убивать, чувствовать эмоциональную отдачу, весь этот клубок чувств и переживаний умирающего существа. Вместе с тем, он совершенно естественным образом, на уровне чего-то врожденного, соблюдал Кодекс жреца, включающий уважение к умирающему, сострадание, личный контакт. Разница была лишь в том, то для подавляющего большинства жрецов их обязанности - тяжелая ноша, долг перед другими и собственной совестью. А для Харро - удовольствие и полнота самореализации. Обычно таких сразу направляют к военным - вся военная каста и есть уступка общества тем, кто любит убивать. Несмотря на некоторое влияние войн на политику, влияние это слишком мизерное и достижимо другими средствами, но для хайна неприемлемо грубо ломать чью-то личность даже для общего блага - почти любым "отклонениям" находится такое место в жизни, где эти особенности не вредят окружающим. Военные живут по принципу "клин-клином", спуская агрессию друг на друга и не втягивая в свои игры тех, кому это не нужно.

Эстах - хайнский жрец, предшественник Харро на должности старшего жреца. 

Эстах и Харро
Ратовал за вступление Харро в должность жреца, несмотря на формальное нарушение правил.
О Харро: "Если бы все жрецы могли сочетать некоторую жестокость и удовлетворение от своих обязанностей с истинно хайнским мировоззрением, это облегчило бы нашу работу без ущерба для тех, кто доверяет нам и приходит к нам умирать. Это грустная работа. Как заноза в сердце, которую не вытащить до самой смерти. Это благо, если кто-то сможет выполнять ее, не ломая себя каждый раз, не ужасаясь себе, но и не отравляя себя и арос безразличием".
Если спросить хайнов об Эстахе, то первая ассоциация с его именем, первая эмоция - "светлая грусть" (это отразилось даже в ассоциативном языке Альтао в Мирах Сотворенных). Трепетная любовь к миру, ко всем, с кем он встречался, сочеталась в нем с печалью от изначально жестокого устройства мира, оставляющего мало шансов сохранить невинность детеныша, который питается лишь молоком и не должен забирать ничью жизнь, чтобы самому ощущать радость бытия.

Арена - не только место боя, но и место памяти. Кто бы ни вышел победителем из сражения, пережитое никогда не отпустит его, никогда не будет забыто. Те, кому битва только предстоит, тоже переживают остро и болезненно, ищут поддержки у тех, кто уже прошел через подобное.
Несмотря на важность (и необходимость) поединков, в культуре хайнов нет какого-то регламента, порядка - как нужно провожать погибшего, как "правильно" или "неправильно" себя вести, какие мысли нормальны и уместны, а какие нет. Все, что связано с ареной, воспринимается как очень личное. Не то, о чем можно спорить, советовать или осуждать. Иногда победитель уходит сразу же после боя и никогда не возвращается на арену, иногда бойцы остаются на арене несколько дней: один живой, один мертвый, и выживший не может смириться и отпустить. 

Социально мужские и женские роли у хайнов не разделены. Единственное различие - собственно способность беременеть и рожать. Даже выкармливать могут и самцы, и самки. 

В языке хайнов нет отдельных слов для обозначения мужчины и женщины, есть только слово, которое можно перевести на наш язык как "роженица", и применяется оно только в контексте сезона размножения и беременности, это временное состояние, а не постоянная характеристика индивидуума (ср. младенец, подросток, юноша, старик). В то время, как в человеческом языке и культуре "мужчина" и "женщина" являются пожизненными характеристиками субъекта.

При взаимодействии с другими видами сами хайны идентифицируют себя в зависимости от социального устройства конкретного вида: для патриархальной модели верна будет идентификация с мужчинами, для матриархальной - с женщинами.
Поэтому в историях о хайнах я буду говорить о них как о мужчинах, чтобы избежать ненужных ассоциаций и искажения образов: в понятие "женщина" человек вкладывает не только биологический пол, но и определенные стереотипы поведения, определенное отношение и картинку в голове. Менее вредным для адекватного восприятия информации, хотя, возможно, более шокирующим для неподготовленного читателя, будет упоминание "такой-то рожал". Собственно, наличие беременности - единственный способ достоверно определить биологический пол для стороннего наблюдателя, поскольку других внешних или поведенческих различий нет.

Хищник-жертва.
Эсваррские ящеры в экосистеме Эсварры вовсе не были наглыми нахрапистыми хищниками - напротив, трусоватыми и осторожными. Они могли получить скоординированный удар от многих существ по инициативе других животных - эмпатов - стоило им только заподозрить в драконах агрессивные намерения, а уж тем более планы охоты. Это отразилось в повадках ящеров: требовалось быстро и слаженно напасть, схватить сколько возможно мяса и скрыться до того, как эмпаты нанесут ответный удар, и сидеть тихо, пока не успокоятся взбудораженные жертвы. Более того, если ящер был пойман сразу после преступления (охоты или мыслей об охоте), то чем несчастнее он чувствовал себя, тем больше оставалось шансов, что эмпаты "пожалеют" его и не забьют до смерти. В поведенческих паттернах ящеров отпечаталась эта особенность: даже самый смелый и уверенный в себе воин-охотник мог мгновенно впасть в состояние трусости и жалости к себе.
Ящеры могли проявлять чудеса смелости и самопожертвования, если видели хотя б призрачный шанс на спасение, если шансов не было, и самый сильный ящер мог захныкать, преисполненный жалости к себе.

Харро ушел из ароса в пограничные земли в 6 лет (для хайна этот возраст равноценен 13-15 человеческим годам). Он не взял с собой ни вещей, ни оружия: хайны даже в условиях дикой природы вполне способны обходиться только силой собственного тела. Но ему повезло найти настоящий боевой кинжал: тот самый, который стал частью самого Харро, с которым Харро не расставался уже ни на Эсварре, ни в Мирах Сотворенных.

Об этих существах я знаю мало, хотя в Мирах они, безусловно, водятся.

Котолуни, они же алхарионы: похожие на китайских драконов существа из Миров Сотворенных. Алхарионы могут быть очень разнообразными, их объединяет только очень длинное, вытянутое тело с длинным хвостом и относительно короткими лапами. По силуэту все они напоминают восточных драконов, но сочетают в себе самых разных животных: бывают похожие на лис, зайцев, хорьков, оленей или даже мышей, бывают похожие на кошек (собственно котолуни), бывают гибриды с птицами или рептилиями. Гребни и грива по хребту, а также рога считаются важным, не не обязательным признаком.

Луарилл - родной дом магов и колыбель демиургов, мир творчества и созидания. В этом мире совершенно все предназначено для раскрытия творческого потенциала. Поэтому каждый предмет здесь может оказаться дверью в другой мир - необязательно большой, чаще это маленький локус, вроде леса или города, или даже всего одной маленькой поляны. 
Эти крошечные пространства незамкнуты, их обитатели не привязаны к ним и вольны выходить наружу, а гости, напротив, могут попасть внутрь. Иногда микромиры возникают сами по себе, но чаще их создают обитатели Луарилла. Эта форма творчества здесь доступна даже животным, не говоря уже об аллами - прирожденных магах.

Биосфера Луарилла пронизана скорее символизмом и эстетикой, чем строгими биологическими законами. Многие существа живут в Луарилле, но практически не участвуют в экосистеме - не испытывают потребности в пище, не становятся объектом охоты, не конкурируют за территорию. Более того, любое животное может стать Вожаком - так называют тех, кто жил достаточно долго и постепенно обрел разум. Вожаки - покровители своего вида, они могут принимать участие в жизни сородичей, развивая их интеллект, обучая и воспитывая, и даже вмешиваясь во внутривидовые и межвидовые конфликты. Важно то, что в Луарилле никто не умирает от старости, старики переходят в особое состояние, когда для экосистемы они практически мертвы (им нужно намного меньше пищи, они не конфликтуют с молодыми особями, не дерутся за территорию). Тем не менее, мир не становится перенаселенным - некоторые из Вожаков уходят из жизни добровольно, жертвуя собой ради молодых животных (и рождаются вновь, но уже в другом облике), некоторые полностью переходят в состояние "призраков", которым ресурсы не требуются вовсе, некоторые становятся частью свиты демиургов или даже уходят путешествовать в другие миры, иногда возвращаясь. 

Заалаиры - первый клан Огненной тройки. Камень Заалаиров - желтый Пробужденный Алмаз. Звериный Алмаз творит жизнь во всех ее многообразных формах. 

Первый месяц Периода Жары - зааларин - еще немного прохладный, свежий, подобный долгожданной короткой весне...  

Цветок Заалаиров - Суарелли, распускающийся в Алмазную ночь. Сладость из нектара суарелли пряная, жгучая, огненная. Вино из пыльцы суарелли, горькое, как звериная тоска. Несколько глотков алмазного вина вызывают печаль, пронзительную, до крика, до боли в груди - пронзительную, как стон умирающего зверя... Это вино очищения – боль, достигнув точки практически невыносимой, перестает мучить и уходит навсегда, оставляя только  светлую грусть.

Живой Рубин трепещет в когтях Хаарага. Этот камень творит миры, этот камень воскрешает умерших... Золотые, огненные сполохи бегут дорожками живого пламени по алым граням пробужденного кристалла. Капля крови высшего дракона. Кровь, обращенная в Камень Творения...

Цвет Хаарагов - красный. Их месяц - хааргин - похож на задумчивое пламя - жаркий, сухой, но в то же время жар не иссушает землю, но кажется иллюзией. Иллюзией танцующего рубинового пламени.

Цветок Хаарагов - кровавый Айтуан. Он распускается в Рубиновую Драконью ночь. Его нектар застывает в сладость, по вкусу напоминающую крепкое красное вино. Айтуан дарят друг другу возлюбленные перед разлукой, как символ вечной связи душ, вечной любви.

Гибкие тела, покрытые похожей на чешую корой. Глаза, темно-багровые, словно тлеющие угли. Хаары могут дышать огнем, их могучие корни достают до Центра Мира, где текут реки жидкого пламени. Где под тонкой коркой земли дремлет зверь Броонхур, и весь мир, доступный взгляду – лишь тонкая кожистая оболочка вокруг его исполинского тела....

Их цвет - оранжевый. Их кровь превращается в живой Янтарь, шестой Камень Творения. Их месяц - хаарин - жаркий и сухой, заканчивается проливными непрекращающимися ливнями каарина.

Это заготовка для статьи о хранителях равновесия, вархалах и вархалионах. Здесь будет текст)

История изложена в виде поздней легенды: как все виделось для тех обитателей мира, которые не сохранили память о реальных событиях. И если история Третьей эпохи изложена в целом достаточно верно, то первые две эпохи мифологизированы, напоминают скорее сказку.
В-частности, хотя Хонториэль (первый Вархал) действительно создал Луарилл, Первая эпоха отнюдь не была временем всеобщего благоденствия. Первый сотворенный мир нес в себе множество ошибок и опасностей, а большинство его обитателей поначалу были лишь тенями, голограммами. Лишь постепенно настоящие, живые обитатели мира смогли дать им бытие, личность и самосознание.
Луарилл был создан на базе чужой, более продвинутой технологии, которую хайны к тому времени едва начали изучать. Это был ковчег, последний шанс для стремительно вымирающих хайнов и других разумных существ, населявших Эсварру. Времени едва хватило на то, чтобы Луарилл стал пригоден для существования.

Портальщик: 1. Материальный носитель для Миров Сотворенных. 2. Личность, управляющая носителем, «операционная система». Понятие больше применимо к классу симуляторов, чем к классу демиургов.

Технология Портальщиков была создана вымершей расой хайнов, на базе более древней технологии Панзоев. В дальнейшем сами Портальщики смогли эволюционировать и развиваться, совершенствуя себя и расширяя собственные возможности. Портальщик - неорганическая сущность с некоторыми свойствами живых организмов, снабженная набором программ, необходимых как для функционирования и защиты самого Портальщика, так и для создания и функционирования полноценного мира. Если сравнивать эту технологию с куда более примитивными компьютерами землян, то внешняя, материальная оболочка Портальщика - это «железо», личность Портальщика - ПО, а мир - продукт, для отображения которого необходимо ПО. Самая важная часть Портальщика - базы данных, в которых хранятся души-сущности обитателей Миров Сотворенных. Базы данных неприкосновенны и имеют высший приоритет в случае опасности для Портальщика. Миры могут гибнуть и создаваться заново, но души, их населяющие, ни при каких обстоятельствах не могут быть стерты или утеряны. Уважение к душам-сущностям - основа этики Портальщиков и их создателей.

Дождь моросил весь день, и к вечеру земля превратилась в черную слякоть. Шатры поблескивали в свете костров, жидких и неуютных. Черныш встряхнулся, как огромный пес, и отправился бродить по лагерю. Под его лапами человеческие следы были маленькими, незначительными. А сами люди рядом с Чернышом казались хрупкими, даже в доспехах, с мечами и мушкетами. Они едва доставали зверю до загривка. Таких, как Черныш, люди называли защитниками. У каждого воина с благородной кровью был свой зверь, преданный ему безгранично. Такова природа защитников - беззаветная верность единственному человеку. Хозяину. Хозяин Черныша, Герот, готовился к предстоящему бою. Рано утром, когда затрубят рога над землями бога войны, две армии сойдутся на поле, где трава жирна от крови многих поколений. Вечный спор двух держав. Победитель будет благоденствовать три года - по милости сурового, но справедливого бога войны. С каждой стороны тысяча бойцов - из них три сотни благородных. Раньше они сражались на лошадях, теперь же выйдут в бой вместе со своими защитниками. Остальные - мечники и мушкетеры.

Очнулся Черныш на траве, под деревом. Стояла полуденная жара, но слабый ветерок и тень дарили прохладу. Рядом журчал ручей - зверь потянулся к воде и жадно лакал, пока не почувствовал, что силы возвращаются к нему. Рана еще ныла, но терпимо, и то, что произошло вчера, казалось только дурным сном. Защитник поднялся, слегка пошатываясь, потянул носом воздух. Запах крови ударил в ноздри, но это была другая кровь, не сородичей. Зверь потрусил вдоль ручья и наткнулся на молодого оленя с перерезанным горлом. На туше уже сидели три стервятника, лениво ковыряя клювами шкуру, и еще несколько кружили в воздухе. Но когда Черныш подошел, глухо урча, птицы предпочли убраться и наблюдать за трапезой с деревьев. Утолив вслед за жаждой голод, зверь задумался о том, куда теперь идти. Можно остаться здесь - густой перелесок скроет его от людей и от чудовищ, которых он видел ночью. И от странного человека, который зачем-то спас его, но бросил в лесу и ушел. Стоило вспомнить желтоглазого незнакомца, что-то внутри кольнуло, резко, требовательно. Будто крючком подцепили под ребро и дернули... От неожиданности защитник завертелся на месте, ворча и скуля, это новое чувство сбивало с толку, и оно все нарастало, не давая опомниться. Черныш подбегал то к полусъеденному оленю, то к дереву, под которым проснулся, нюхал кусты и землю, что-то искал, но не осознавал себя. Когда он очнулся, то уже бежал по следу, в душе клокотало тревожное и сладкое ожидание. Чувство пустоты, которую следует заполнить, похожее на голод, но несравнимо сильнее.

-Что, здесь твоя бабка-травница живет? - презрительно бросил альбинос, обнюхивая тропу к неопрятному, заброшенному на вид дому. -Она - хороший лекарь, - огрызнулся Рыжок. - Другого у нас не будет. За эти два дня Рыжий успел пожалеть, что помог Снегу. Альбинос оказался редкой сволочью. Слова он будто выплевывал, с язвительной злобой и без капли сочувствия. -Молчуна вылечит только пуля в лоб - от него падалью пахнет. Спао не помешает побольше мозгов. А моей лапе нужен покой. Сомневаюсь, что все это мы найдем у знахарки. Спао огрел себя хвостом по бокам и протянул обиженно: -Плохой Снег... Почему Снег такой плохой?! Альбинос подошел, припадая на переднюю лапу, смерил старика взглядом. -Снег плохой, потому что говорит правду. Ты - недоумок, Молчун - не жилец, а ведет нас - сопляк. Терпение Рыжего лопнуло. Он зарычал, расправил крылья, показывая угрожающий черный рисунок. - Хватит срывать зло на них! Брось вызов мне, если неймется! Альбинос повернулся, сморщил морду, как от резкого запаха. Развернул здоровое крыло, передразнивая Рыжего. Второе, изувеченное, осталось плотно поджатым. Не крыло - высохшая культя. -Мне размаха не хватит даже с тобой, заморышем, меряться, - язвительно осек Снег. - Веди уж... вдруг найдешь дорогу в светлый край. Я таких дорог не знаю.

Хайнская сказка с земным колоритом.

***
Весь лес, затаив дыхание, наблюдал за ними. Любопытные сойки перелетали с ветки на ветку, крича отстающим подругам:
-Догоняет! А-а-а, ушёл! Видала? Видала? Вот это прыжок!
Заяц перелетел через овраг, как пущенный из пращи камень. Сердце то леденело, то колотило в ребра, в ноздри бил волчий запах. Еще немного, вон до того куста. Проскочить, спрятаться в нору...
Удар лапой в бок — заяц покатился по траве, пытаясь вскочить на ноги, но хищник в два счета настиг его, схватил за горло.

Генрих - второй после Рихарда в Луарилльском Гнезде - он стал первым союзником и соратником золотого дракона. Генрих покровительствует наукам о жизни, считая биоразнообразие главным украшением Вселенной, он очень трепетно относится ко всем формам жизни.
На крыльях этого дракона часто можно увидеть изображение живой клетки (на одном крыле - растительной, на другом - животной). Если Генрих увлеченно рассказывает о чем-то (обычно это открытия в области биологии, существа из других миров и внешнего Космоса), на его крыльях возникают целые документальные фильмы - очень яркие и эмоциональные, несмотря на трепетное уважение к фактам. Науку о живом Генрих видит очень поэтичной. Однако, это не мешает ему оставаться объективным в своих исследованиях: дракон видит поэзию в живой природе, а не в выдумках о ней.

Лес Бессмертных - один из малых миров, странное и немного пугающее место. Попавший в этот лес умирает, но не перестает быть. Не остается ни дыхания, ни сердцебиения, но тело по-прежнему может двигаться, сознание ясное, разложения нет - только, стоит устроиться на отдых и уснуть, сквозь тело начинают прорастать травы. Постепенно гость становится частью леса.
Лес Бессмертных - довольно большой локус, здесь живут люди, есть даже города и государства. Люди предпочитают не враждовать с лесными тварями. Впрочем, и сами лесные создания предпочитают не трогать соседей. Потому что все люди, убитые лесными тварями, рождаются вновь, но уже среди зверей, а все звери, убитые людьми, перерождаются в человеческом облике.
Люди, живущие в городах, предпочитают вообще не иметь дел с лесом. Горожане в большинстве своем не едят мясо, среди них практически нет охотников. Не только потому, что добыча слишком опасна, но и потому, что мало какой отец сможет растить не человеческого ребенка, а звериного детеныша в человечьей шкуре. Дети охотников - это всегда убитые ими животные.
Но есть и те небольшие поселения, которые обосновались внутри леса. Жители этих поселений знают, на кого можно охотиться, а кого не стоит даже беспокоить, и как ходить по лесу, чтобы не умереть и не стать нежитью.
Горожане не считают их себе подобными: лесные дикари живут охотой и растят зверенышей, остались ли среди них настоящие люди, или они уже давно смешались с лесом, вросли в него?

Эзарра по происхождению землянин (человек), был австралийским экологом-активистом на рубеже XX-XXI веков. Есть некоторая ирония в том, что один из немногих настоящих людей в Луарилле предпочел облик не человеческий. Эзарра - алхарион, он выглядит как китайский дракон с чертами тилацина. Потеряв связь с Землей, Эзарра все равно продолжает дело своей жизни: воспользовавшись почти бесконечными возможностями для творчества, он создал внутри Луарилла отдельный большой локус, точную копию Австралии, населив ее земными зверями и птицами. Поскольку экосистемы были воссозданы по памяти, алхариону пришлось добавлять кое-что и от себя, создавать новые виды. Но все они - не в ущерб тем животным, которые взяты с Земли. Как нетрудно догадаться, любимцы Эзарры - тилацины (сумчатые волки). В новом доме им больше не грозит истребление, как и многим другим австралийским животным.

Детские рисунки - самое полное и надежное свидетельство меня-раннего: воспоминания могут подводить, стихи я в раннем детстве писал не творческие, а так - конструкты, в основном для увеселения взрослых. Путные, отражающие меня стихи пошли лет с 12, а вот рисунки намного раньше.

Эти рисунки - часть того мира, который я видел? создавал? осознавал? с детства, в разных формах, с разной степенью точности. Я всегда чувствовал водораздел: ЧТО я рисую "от балды", или для угождения взрослым, или на всяческие конкурсы, а ЧТО действительно моё, значимое. И никогда не путал эти вещи, как бы ни пытались меня убедить, что "эти работы тоже хорошие, и даже лучше вон тех, вырастешь - поймешь". Это отличие, подобное разнице между близкими друзьями и абы кем - тоже, в общем-то, милыми людьми, но ничего не значащими в моей жизни. А поэтому самый захудалый, самый детский и наивный набросок, относящийся к моим мирам и историям, для меня неизменно важнее самых проработанных "заказных" картин. Как близкий важнее постороннего.