Дождь моросил вторые сутки. Черныш терпеть не мог дождь. Земля вокруг шатра превратилась в черную слякоть, приходилось лежать в грязи или уходить под деревья, где шакалы не стеснялись нападать всей стаей. Защитник не жаждал ввязываться в драки, но и дружбы с шакалами не искал. Коту претил их вид, запах и злобный нрав. Даже в собачьей своре было больше благородства. Среди собак, по крайней мере, не принято жрать своих.
На днях Черныш стал невольным свидетелем расправы: молодой шакал чем-то прогневал вожака, его придавили к земле и несколько часов терзали, выедая внутренности, пока тот не издох в мучениях. Все это, как назло, происходило в сотне метров от шатра – Черныш не мог уйти и не мог не слушать. Жалость в нем боролась с отвращением. Никто не заслуживал такой смерти, даже эти твари.

Драки были обычным делом. Среди защитников тоже случались столкновения, но редко - до крови. Обычно хватало развернуть крылья. У кого шире, крепче крыло, четче угрожающий рисунок, тот выходил победителем. Жестокая, бессмысленная грызня шакалов вспыхивала внезапно, и так же внезапно прекращалась. Дрались с единственной целью - укусить сородича, выплеснуть злобу. Черныш не понимал этого. Хуже собачьей свары. Псы дерутся за кость, за суку, за место в стае. Да и стая - не безликая масса, как у этих...
У шакалов не было даже имен. Только у вожака короткая грубая кличка. Урт выделялся среди прочих - крупнее, взгляд осмысленный, речь четкая. И жестокость - другая. Изощренная.
Защитник ни разу не видел, чтобы шакалы играли между собой, вылизывали сородича или заботились о своих раненых. Казалось, они замечали друг друга, только если выпадал шанс укусить или покалечить. Боялись только командора. Боялись до одури. Стоило ему выйти из шатра - замирали с поджатыми хвостами или бросались врассыпную, ломая кусты. Чернышу и самому бывало неуютно у хозяйского шатра: темная, страшная аура окружала командора.

Но по ночам шакалы смелели. Чернышу приходилось спать чутко, в противном случае он рисковал проснуться с прокушенной лапой. Или с порванным крылом, как в прошлую ночь. Кот попытался вцепиться в обидчика, но натолкнулся на десяток оскаленных морд. Пришлось отступить. Один на один он мог бы поспорить с шакалом, но проклятые твари никогда не нападали в одиночку – ради этого они время от времени забывали о собственных сварах. По утрам Черныш зализывал раны. Командор, если и замечал травлю, не вмешивался.
Но сегодня защитника никто не трогал. Лагерь опустел, только три или четыре тени мелькали в перелеске. Остальные ушли. Накануне кот слышал обрывки разговоров - неподалеку была деревня, голодные шакалы собирались задрать пару коров и вернуться к рассвету. Несмотря на дождь, Черныш смог, наконец, выспаться.

Проснулся он от шакальей грызни у шатра и острого запаха крови. Урт что-то тащил в пасти, двое других пытались отнять добычу. Вожак бросил свою ношу – скрюченного человека в изодранной одежде – и прянул на наглецов. Те отскочили, прижав уши, но не отстали. Человек, похоже, был еще жив, он слабо шевелился и пытался уползти. Защитник пытался убедить себя, что это не его дело, но не выдержал. Жалось к этому бедолаге и презрение к шакалам заставили вступиться, хоть Черныш не очень-то хотел геройствовать. Кот привстал, вздыбил гриву и развернул крылья. На мембране вступил угрожающий кровавый узор. Краем глаза Черныш заметил, что Харро вышел из шатра, а при командоре отступать было поздно. Струсить при хозяине перед этими тварями… Нет, лучше быть раненым или убитым, даже если внутри все заледенело, и умирать – хоть и за правое дело – совсем не хочется. Страх неожиданно добавил злости и уверенности. Черныш пошел на шакала с единственным намерением: вцепиться в глотку и не отпускать.

Урт придавил лапой добычу, оскалился в сторону защитника. Зубы на Черныша, а глаза-то всё на командора.
Харро подошел к Чернышу, положил ладонь на холку, заставив остановиться – зверь не посмел ослушаться. Он испытывал благодарность и стыд: благодарность за то, что хозяин удержал его от безнадежного боя, и стыд – за малодушие.
Командор едва глянул на шакала и его добычу.
-Зачем он мне?
-На допрос, - вожак нервно дернул ухом. - Он шел за нами. Знает, где лагерь. Я думал, господин захочет допросить.
-Это крестьянин, - резко ответил командор. - Что он скажет? Сколько зерна в амбарах? Или как шакалы ходят в деревню и режут скот?
-Так жрать нечего! - взвыл Урт.
Мужичок затрепыхался под шакальей лапой.
-Все скажу... Что хотите, скажу...

Черныш заерзал на месте. Тяжело на такое смотреть. Человек был беспомощный и жалкий. Не воин, не враг. Может, после допроса его отпустят? Крестьянин говорил сбивчиво, путаясь в словах, от него пахло ужасом и отчаянием. Из полубессвязного рассказа Черныш понял лишь, что крестьяне, вооружившись кто чем, пошли по свежим следам - выяснить, кто ворует скот. Наткнулись на отдыхающих шакалов, те устроили резню, оставив в живых только одного, якобы для допроса. Мужик едва мог шевелить губами, когда пытался рассказать, что именно шакалы сделали с людьми, но защитник и без описаний догадался. Насмотрелся в лагере на их нравы...
Человек поднял голову, но в глаза командору посмотреть не осмелился.
-Чем мы прогневали Мерраху, господин?
-Мерраху нет до вас дела, - жестко оборвал его командор. - И не было.
Мужик вздрогнул, съежился.
-Не губите, господин...
Харро молча смотрел на пленника. Тишина была страшнее слов. Тот понял, прошептал севшим голосом:
-Хоть не мучьте...
-Ты слышал, Урт. Быстрая смерть.

Шакал скривился, но спорить не посмел. Человек не успел даже вскрикнуть - челюсти сомкнулись на его шее, брызнула кровь. Но Чернышу показалось, что крестьянин умер за несколько секунд до этого – слишком спокойным было лицо мертвеца. Спокойным и отрешенным. Урт перехватил обмякшее тело, поволок прочь. Вслед ему раздался холодный голос командора.
-Пойдешь к деревне снова - убью.
Шакал поджал хвост и бросился наутек, оставляя за собой кровавую дорожку.

Черныш поежился. Будь на месте крестьянина кто-то из тех, что стреляли в защитников, кот бы не жалел. Может, даже позлорадствовал. Но этот человек не заслуживал смерти. И что, сказать хозяину? Будто он послушает...
Командор уже исчез в шатре. Все стихло, только из-за деревьев доносились звуки шакальего пиршества.

***
Черныш сунул морду в шатер лекаря, но тут же отпрянул, когда на него посыпалось барахло: лоскутки кожи, пряжки, посуда... откуда-то сверху вылетело седло, еще пахнущее командорским конем, стукнуло зверя по загривку.
Из груды вещей показалась заспанная мордочка Тингры.
-Что хотел кот?
Защитник не сразу собрался с мыслями. Жилище лекаря оказалось большим крысиным гнездом: шатер был доверху забит всякой всячиной.
Тингра вытянул лапу с четырьмя маленькими копытцами, зевнул, прижав пушистые зеленые уши. Неохотно вылез из своего гнезда, выстланного разноцветными лоскутками.
-Так зачем кот будил Тингру?
-Поговорить. Про Харро.
Лекарь вопросительно чирикнул. Черныш замялся.
-Почему ты с командором? Помогаешь ему? Он ведь... недобрый человек.
-Тот, кто лечит только добрых - не лекарь, - серьезно ответил Тингра.
Защитник не нашелся, что возразить. Лег, подобрав крылья. Задумался.
-Ты давно с ним?
Тингра склонил голову набок, перебирая щупальцами, как пальцами.
-Пятый десяток пошел.
Большой срок. Черныш не мог представить, как это - столько прожить. Защитник смутно помнил, что Героту около сорока лет - так говорили слуги. Он плохо разбирался в возрасте людей, но командору на вид было примерно столько же, сколько прежнему хозяину. Черныш неуверенно спросил:
-Значит, ты знаешь Харро с рождения?
Сама мысль о том, что командор когда-то был ребенком, казалась странной и противоестественной.
Лекарь отрицательно покачал головой.
-У Тар-Харро было много лекарей до Тингры. И все прожили долгую жизнь, но никто не знал командора с рождения.
Черныш поежился. Полтора года собственной жизни казались ему вечностью, наполненной ощущениями, событиями. Но для командора его вечность - как один миг.
-И каким он был раньше?
-Таким, как сейчас. Меняются миры. Меняются лекари. Даже шакалы меняются. Командор - нет. Но Тар-Харро спас кота. Это очень странный поступок.
Да, странный... Черныш не любил вспоминать ту ночь.
-Зачем он это сделал?
Тингра ответил неопределенно, журчащей трелью. Человек на его месте пожал бы плечами.
Черныш помолчал немного.
-У него раньше был кто-нибудь? Семья, друзья? Он привязывался… хоть к кому-нибудь?
-Нет. Тар-Харро всегда один, - лекарь грустно вздохнул. - Командор не умеет любить, он умеет забирать жизнь. Как Тингра умеет лечить.
Коту стало не по себе. Еще несколько дней назад ему казалось, что он начинает понимать хозяина. Среди шакалов даже самый жестокий человек не выдержит одиночества, не оттолкнет того, кто потянулся к нему. Простое объяснение, почему командор разрешил защитнику остаться. Черныш еще помнил это ощущение - руку хозяина на загривке. Может, Тингра неправ? Или он сам обманывается, надеясь увидеть в Командоре что-то человеческое, понятное?
Лекарь положил щупальца на холку защитника – от них разливалось приятное, успокаивающее тепло.
-Кот и Тингра могут никогда не узнать, почему Командор так поступил. Но кот живой, и Тингра благодарен Командору за друга.
Черныш вздохнул и лизнул его зеленое ухо. Хоть что-то в окружающем безумии было простым и надежным.

Тингра. Иллюстрация Льва Попова.

***
Пару дней шакалы вели себя на удивление смирно, даже Черныша оставили в покое. На большее их не хватило – уже к вечеру второго дня завязалась потасовка, Урт сцепился с тремя юнцами. Причиной послужило обвинение в трусости – мол, какой ты вожак, коли хвост поджимаешь. Одного из заводил Черныш давно приметил за белую стрелку на лбу и особую изворотливость. Стрелка никогда не нападал сам, но подзуживал остальных. Вот и теперь он предоставил двум менее сообразительным союзникам получать оплеухи от раздраженного Урта, сам же только осторожно поддразнивал старого вожака.

Черныш шел к реке, но невольно замер, прислушался. Он научился ходить бесшумно и с подветренной стороны, так что шакалы его не заметили. Несмотря на отдаленное сходство с псами, нюх у них был посредственный – Черныш и то быстрее реагировал на запахи.
-Командора все боятся. Дурак, кто не боится, - Стрелка ткнулся носом в землю и прижал уши, изображая полное понимание и покорность. – Но жрать-то надо.
-Иди лягушек жри, - хмуро огрызнулся Урт.
-А если солдатам расскажут? Если солдаты сюда придут, командор все равно убьет. Надо бы закончить. Чтоб рассказать было некому.

Черныш тихо вскипел. Он не смог ничего сделать в прошлый раз, но теперь у него появился шанс предотвратить трагедию... С другой стороны, если он просто скажет командору – шакалов убьют. Не то, чтобы они не заслужили… но быть доносчиком при палаче Черныш не хотел.
Урт молчал долго, обдумывал перспективы. Наконец, с явной неохотой, проворчал:
-Завтра. И только четверо. Кто проговорится – порву брюхо.
Хрустнула сухая ветка, шакалы резко обернулись на звук. Защитник демонстративно прошел мимо них, в сторону реки. Урт сморщился, как от кислого запаха, зло бросил вслед:
-Командорская шестерка. Расскажешь командору – от тебя клочка шерсти не останется.
-Оставите в покое деревню – я сделаю вид, что ничего не слышал, - невозмутимо парировал Черныш. Шакалы проводили его полными ненависти взглядами.
На обратном пути его выловили. И отыгрались – пока трое держали, навалившись на голову и вцепившись в лапы, Урт обдал кота вонючей мочой и напоследок порвал ухо. Черныш попытался дать сдачи, но его снова свалили и таскали по земле, пока кот совсем не выдохся.
Пришлось идти обратно к реке, отмокать. Под злобные смешки шакалов. Даже их расцарапанные морды были слабым утешением.

В лагерь Черныш вернулся только к вечеру. Мокрый и продрогший, как упавший в лужу котенок. В носу свербило, ломило кости. Тингра встревоженно застрекотал, увидев кота, развел большой костер, обсушил промокшую шерсть. От его целебных прикосновений Чернышу стало легче. В эту ночь он остался рядом с Тингрой – слишком велик был соблазн рассказать все командору. Защитник, конечно, ненавидел шакалов, а в этот день особенно сильно, но расправляться с обидчиками чужой рукой… нет, это их, шакальи, методы. К тому же, Черныш надеялся, что, выместив злость на нем, людей они тронуть не посмеют.

О, как он ошибался! Шакалы ушли на вылазку этой же ночью, пока защитнику было не до них. Под утро в лагере запахло человеческой кровью. Весь день злобные твари демонстративно ухмылялись, а Черныш мучился угрызениями совести: расскажи он все хозяину, люди были бы живы, а шакалы мертвы.
Пытаясь найти место, где бы его оставили наедине со своими мыслями, кот не сразу заметил, что лагерь напряженно затих. Встревоженный, он бросился к хозяйскому шатру.
У шатра, под тяжелым взглядом командора, стоял Урт, неестественно скрючившись и опустив голову. По раболепно поджатому хвосту, словно приклеенным к холке ушам Черныш догадался: вожак провинился всерьез. Защитник даже не сомневался, почему Урта вызвали к хозяину, и на миг ощутил злорадное торжество: за погибших людей и за все пакости его недруг поплатится головой.
Шакал взревел, увидев Черныша, прянул на него, забыв про командора. Защитник не успел ни отскочить, ни собраться - живая лавина ярости ударила в тело, сшибла с ног. Челюсти щелкнули у самого горла. Не спасла бы густая грива, если б шакала вдруг не отбросило назад - из-под земли взметнулась черная тень, скрутила Урта, как гигантская змея.
Черныш поднялся, судорожно глотая воздух. Сломанные ребра взрывались болью от каждого вдоха, лапы подрагивали. Запоздалый страх окатил ледяной волной. В лютой ярости шакала Черныш на миг увидел собственное отражение. С той же ненавистью сам он порвал глотку командорскому коню. Это жуткое сходство потрясло защитника сильнее, чем смерть, дохнувшая в спину.
И уже потом, когда Урта уволокли под стражу, а Тингра обвил грудь кота щупальцами, забирая боль, Черныш осознал: хозяин не позволил убить его. Остановил шакала.

***
Урт лежал у опушки, положив голову на лапы. Ветер доносил запах его крови - стая уже несколько часов изводила бывшего вожака. Его спина и хвост превратились в кровавое месиво, уши повисли рваными лоскутами. На большее не осмеливались - жизнь Урта теперь принадлежала командору. Шакал вяло огрызался, хватая слишком дерзких мучителей за бока. Но когда обнаглевший юнец задрал над ним ногу, Урт вскочил, схватил его за горло. Тишину прорезал короткий визг, переходящий в хрип. Стая откатилась черной волной, прихватив издыхающего сородича.
Урт лег на прежнее место, тяжело глянул на Черныша. Кот предпочел отвернуться. Вожак был не лучше собственной стаи. Он заслужил. Но отчего-то Защитнику не хотелось, чтобы Урт считал стукачом – его. Это разборки шакалов, шакальи методы.
Черныш встал, чувствуя, как каменеют лапы. Идти было тяжело, даже без вины. Она мысль о том, чтобы самому обратиться к этой злобной твари, вызывала отвращение.
-Я не говорил о тебе Командору. Ищи среди своих, кто тебя сдал.
Урт приподнялся. Его безобразная морда, залитая кровью, расплылась в ухмылке:
-Я уже понял, котёнок. А теперь пошел прочь.
Когда Черныш уходил, Урт бросил ему вслед:
-Я завтра сдохну, а ты останешься. Среди шакалов.
Кот дернул хвостом и поспешил отойти. Эти слова – какие-то слишком осмысленные, слишком человеческие для чудовища, его задели. И внезапно пришло горькое осознание, что со смертью Урта все станет только хуже…

Утро выдалось ясным, свежим. Деревья, тронутые осенью, переливались всеми оттенками рыжего. Лес был похож на золотого зверя, вытянувшегося от горизонта до горизонта. Ярко-алые и багряные пятна темнели на его шкуре, как глубокие раны.
Урт стоял перед командором, ожидая своей участи. Взгляд у него был пустой, потухший.
«Они людей жрут. Живьем», - Черныш мысленно осёк кольнувшую было жалость. Урт вырезал деревню, вряд ли он пощадил хоть кого-то.
Харро смерил шакала взглядом.
-Ты жалок, - голос ударил, как плеть.
Урт хмуро огрызнулся:
-Все равно убьешь.
-Как равного или как жертву - тебе решать.
Шакал оскалился, но с места не сдвинулся, мрачно уставившись в одну точку. Черныш догадывался, о чем тот думает. Вспомнил духа земли, вызванного волей командора. Черный змей скрутил матерого шакала, как щенка. Харро, вероятно, подумал о том же. Жестокая усмешка тронула его губы.
-Только сталь, Урт.
Защитник вскочил, фыркнул. Опасная и глупая затея! Кинжал против такого чудовища - самоубийство!
Вожак неуверенно глянул на командора, растянул пасть в осторожной ухмылке, выбирая момент для атаки. Но Харро уже отвернулся, дал шакалу знак следовать за ним. Черныш сорвался с места, намереваясь если не отговорить хозяина, то хоть принять бой рядом с ним. Командор обернулся.
-Не вмешивайся. Иди к шатру.
Кот бессильно рявкнул. Приказ хозяина - закон. Харро и Урт скрылись за деревьями. Осталось болезненное чувство тревоги. Что, если хозяин погибнет? Шакал огромен, выше самого крупного коня. И силен, как бык. А у командора даже не меч - кинжал. Жалкое оружие против Урта, который одним ударом сломал ребра Чернышу, а человека мог перекусить пополам.
Тревога нарастала, в груди ныло, словно от раны. Защитник понял, что не выдержит. Жизнь хозяина важнее приказов.

Он решительно направился в лес, сначала рысцой, потом сорвался на бег. Выскочив на поросший кустарником холм, Черныш увидел битву. Короткую и страшную.
Харро двигался легко, стремительно. Ни одного лишнего движения, словно предчувствовал действия противника. Шакал бросился на него, но промахнулся, пролетел несколько шагов по инерции. Удар - лезвие вошло меж ребер по самую рукоять. Урт не зарычал - захрипел, выдохнув кровью. Крутанулся, пытаясь скинуть врага, но Харро повис на нем, как хорь, одной рукой вцепившись в загривок, в другой сжимая кинжал. Челюсти шакала лязгали вхолостую, хватали воздух. Командор уворачивался будто играючи, хотя одно неверное движение могло стоить ему жизни.
Шакал на миг потерял равновесие, споткнулся. Сверкнула сталь - второй удар, в шею, где вздулась от напряжения жила. Харро рванул рукоять вниз, повернул лезвие в ране. Урт качнулся, пытаясь устоять на разъезжающихся лапах.
Командор выдернул кинжал. Кровь взметнулась веером, забрызгав белую рубаху. Шакал осел в траву, завалился на бок.
Он еще дышал, когда подошел Черныш. Лапы вздрагивали, скребли по земле, будто искали опору. Командор молча стоял рядом. Неподвижный, будто каменный, только ветер теребил пропитанную кровью рубаху.
Урт судорожно вытянулся и затих. В его глазах не было ужаса или агонии, только смерть. Такое же выражение Черныш видел тогда на лице крестьянина. Холодок пробежал по шкуре – значит ли это, что тогда не показалось? Что не Урт убил того беднягу, а командор?
Черныш недоверчиво обнюхал мертвого шакала. Повернулся к хозяину. Харро усмехнулся.
-Прибежал?
Черныш виновато мявкнул, лизнул руку хозяина, морщась от привкуса шакальей крови.
-Ты мой хозяин. Я боялся, что тебя убьют. Без тебя мне будет... плохо.
Харро только хмыкнул.
-Не тот противник.
Он вытер лезвие о шакалью шерсть, подобрал сброшенный перед битвой плащ. Черныш вздрогнул, увидев под рубахой две глубокие рваные борозды.
-Ты ранен,- защитник с тревогой заглянул хозяину в глаза, но тот был спокоен.
-Да, - вскользь бросил командор, словно речь шла о какой-то мелочи. Ухватился за черную гриву, легко оттолкнулся от земли. Приятная тяжесть всадника - кот боялся, что забудет это ощущение, что больше никогда... Без седла было непривычно, да и сидел командор неправильно, свесив ноги перед крыльями. Но Черныш аж заурчал радостно.
-Одни кости, - проворчал Харро, ерзая на спине защитника.
-А ты корми лучше, хозяин...
Вырвалось. Черныш поперхнулся и прикусил язык. За такие шутки можно и по ушам - это не Вир, который и сам непрочь был подначить кота. Защитник вздохнул с облегчением, когда услышал короткий смешок командора.

В лагере их встретил ворчанием сердитый Тингра. Харро снисходительно слушал вполуха – Тингра ворчал на всех своих пациентов, если те, по мнению лекаря, сами лезли в неприятности. Черныш немного смутился: защищать хозяина в бою – одно, а «поберегите себя» - это не для воинов. Но что-то ему подсказывало, что эта сцена повторяется уже много, много лет…

Уже через полчаса командор сидел возле шатра и пил темный, ядрёный напиток, от одного запаха которого у Черныша заходилось сердце и сбивалось дыхание. Со слов Тингры он знал, что эта штука называется «кофе», что люди пьют ее для удовольствия, но не в Эртайгоне – здесь кофе не растет. Защитник искренне не понимал, какое удовольствие можно получить от горькой горячей воды, особенно если лить ее пополам с молотыми зернами. Но Харро пил такое почти каждое утро, и коту приходилось прятать нос в лапы, чтобы не кашлять от густого, насыщенного запаха. Впрочем, были в этом и свои плюсы – шакалы запаха кофе не выносили вовсе, разбегались из лагеря на несколько часов.

Командор, кажется, пребывал в отличном настроении, чесал Чернышу лоб и щеки, от чего кот разомлел и заурчал. И все же напряжение последних дней не уходило. Защитнику хотелось поскорее выбросить из головы мертвого шакала, страх за хозяина, всё, что давило на сердце.
-Урт был злобной, тупой тварью. Хорошо, что ты его убил. Хорошо, что он сдох, - Черныш заглянул хозяину в глаза, но не встретил одобрения.

-De mortuis aut bene, aut nihil, - кот никогда раньше не слышал этого языка, но почему-то холодок пробежал по хребту. – О мертвых или хорошо, или ничего. Он мертв, Черныш. Ваша вражда окончена.
Защитник спрятал морду в лапы и тихо заскулил. Почему все не может быть проще? Разве не должна справедливость утешать, заглушать неуместное сострадание к чудовищам? Черныш уже и сам не понимал, зачем помянул Урта. Не для того ли, чтобы смерть шакала перестала стоять перед глазами? Чтобы за рассуждениями о справедливом возмездии спрятаться от самого себя, от той крошечной части, которой жалко всех?
Урт заслуживал смерти, заслуживал осуждения, но, возможно, не заслуживал быть выброшенным из головы, как досадная помеха.

-У меня голова болит – так сложно думать, - жалобно мявкнул Черныш, тыкаясь в бок хозяину. Харро запустил пальцы в жесткую гриву, задумчиво почесал зверя за ухом.
-С другой стороны, говорят и иначе – «о мертвых или хорошо, или правду». Урт был шакалом, злобным, жестоким и глуповатым. Именно таким я буду помнить его, иначе останется не память, а выдумка. Но еще Урт был заперт в теле, созданном лишь для ненависти, и жил среди чудовищ. Ему было почти 30 лет – долгий срок для шакала. Чем они старше, тем умнее. Ты ведь не знал, что Урт живет не в первый раз? В прошлой жизни он был человеком. Воином и магом, убивавшим на войне сначала людей, потом шакалов. Ему даже нравилось воевать с шакалами – убивать чудовищ проще, чем себе подобных. Ни сомнений в собственной справедливости, ни сострадания, только боевой раж и любовь соотечественников. Он ни разу не ощутил жалости к умирающим шакалам, даже когда для увеселения горожан жег их живьем по нескольку дней. Он смеялся вместе со всеми, и его все равно называли героем. Этой ночью, в ожидании смерти, Урт думал о том, что стал шакалом уже тогда. Хотя тогда он считал себя защитником слабых, благородным воином.

Черныш поёжился.
-Откуда ты знаешь так много?
-Я знаю и помню обо всех, кого когда-либо убил. – Командор на время замолчал, Черныш тоже не осмелился нарушить тишину. Когда Харро снова заговорил, голос звучал глухо и отстраненно. – Возможно, это последнее, что я делаю правильно. Все заслуживают смерти, но никто не заслуживает безразличия…
Они сидели у шатра почти до заката – в основном говорил Командор, рассказывал о жизни Урта. Человеческой, шакальей. Черныщ словно прожил бок о бок с Уртом все его годы. Это было странно и немного пугало, но это помогло. Злость бесследно исчезла. Осталась лишь печаль, что все вот так – нескладная, жестокая, страшная судьба, доставшаяся страшному человеку. Черныш уже не мог ненавидеть старого шакала и ощутил удивительную легкость. Он не должен выбирать между справедливостью и состраданием, между правдой и привязанностью. Урт был жестоким чудовищем, но Черныш жалел его и грустил о его смерти, больше не стыдясь этого. Харро – жестокий человек, убийца, но он же - друг и хозяин. Защитник, наконец, смог принять и то, и другое. И всё сложное вдруг снова стало простым.

О мертвых или хорошо, или правду. О живых тоже.
 

К оглавлению