Альго почти не рассказывал о своей прошлой жизни, но по ряду признаков можно заключить, что он знатного рода, знал воинское и ораторское искусство. В Нимраа вокруг него сплотилось несколько человек - мужчин, которые разделяли его взгляды. Но ещё больше оказалось тех, что старались держаться поближе к нему.
В то время он стал не единственным вождём - у каждого костра появился свой лидер. Спустя три тысячи лет исследователи склонны были видеть лишь фигуру Альго, как идеального вождя, однако в своё время он пользовался уважением, но не более. Причиной таких заблуждений послужил эпос "Альго" и тот факт, что Альго (греч. боль) стало нередким именем в эпоху Перелома. Некоторые историки полагали, что речь в эпосе идёт даже не о самом Альго, а о персонифицированной боли народа.
Правда превыше всего.
Альго считал, что не бывает правды вредной. Для него любая правда всегда лучше любой неправды. Когда человек знает истину - он знает себя, и нельзя жить в мире, где есть хотя бы малая ложь. За неё, как за нитку, хватается человек, потом, как за канат, и вот уже он стоит на твёрдой земле лжи.
Он и в Греции был правдорубом. Если при нём случалась какая-то несправедливость - спешил вмешаться и публично обличить лжеца. Нажил себе врагов, и кончил тем, что его дом подожгли: Альго остался без семьи и без имущества. Жену и ребёнка он любил, но не был человеком трепетным - горе его не раздавило, отгоревал - смирился; хотя жить в месте, напоминающем о семье, не захотел.
Один из старых приятелей, человек знатный и обеспеченный, приютил его, но и тут Альго не шёл против правды и вскоре рассорился с другом на почве каких-то махинаций, которыми тот не гнушался. Ссора была тяжёлой, богач схватился за нож и глянул на Альго таким диким взглядом, такой обжёг злобой, что понятно стало - под одной крышей им не ужиться. И тут надломило, навалилось - и пожар, и смерть семьи, и - внезапно - осознание своего одиночества.
Он вдруг с возрастающей ясностью стал понимать, как заблуждался относительно своего друга, как несколько лет жил сомнамбулой, запретив себе вспоминать жену и ребёнка. Как-нибудь свёл бы счёты с жизнью - то ль сам, то ль руками обличённых во лжи граждан, но рок распорядился иначе. Альго попал в Нимраа.
Тогда ему было уже за тридцать. Люди вокруг страдали от ужаса и горя, но для Альго это была новая жизнь, жизнь с чистого листа. Во всяком случае, он смог убедить себя, что уж здесь-то возможен новый взлёт ахейцев.
В историческом романе "Перелом" нередко писали, что вместе с Альго в Нимраа попал его пастушеский пёс. А значит, полагали авторы, Альго не воин, а пастух, волею судьбы поднявшийся над народом. Этим пытались объяснить, почему Альго, человек, несомненно, сильный и харизматичный, не стал единым лидером и вообще не проявил себя на этом поприще. Другие говорили резче: Альго, не можем не признать, умел увлечь народное собрание яркими, запоминающимися речами, был, кажется, знатного происхождения, энтузиаст и правдоруб... но что он умел помимо этого? Может, как Аристрат, был ещё и реформатором? Или стремился объединить Одиссеев Народ, как того желал Сцилла? Он увлекал слушателей своими утопическими мечтами, те воспламенялись и шли за Альго в огонь и в воду... а потом остужались и жили по-старому, ни плохо, ни хорошо.
"Изгнавший да будет изгнан".
Известно, что Альго изгнали "по его собственному закону" (хотя он лишь красноречиво доказывал необходимость его принятия).
Противостояние Альго и Сциллы нарастало постепенно. После неприглядной истории с уходом Лика из стана Аристрата, Альго выступал на агорах с обличительными речами, но Сцилле удалось избегнуть наказания ("Проплыл меж Сциллой и Харибдой - известное дело, он их сын!") - участие его доказать не могли, и даже Альго, поборник правды, пришёл к выводу, что изобличать сейчас Сциллу - всё равно что оклеветать. Никто не поверит даже самой чистой правде, когда нет подтверждения.
Случай представился на 6 год, после смерти Аристрата. История такова:
Из эфебов выдвинулся Никодем. После перехода ему исполнилось 10, он остался сиротой, но не унывал, не печалился - "беспамятный". Когда юноша впервые выступил на агоре (в 14 лет), Сцилла выкрикнул:
-Да что может сказать пень, не помнящий, что был деревом?! Нас уверяют, что любой отрок может поведать что-то важное, но я никогда не поверю, что "беспамятный" родит хоть одно стоящее слово!
Агора поддержала Сциллу - многих тогда раздражали выступления эфебов и женщин. А Сцилла часто обрывал оппонентов, ссылаясь на их возраст, пол или рабскую долю.
Никодем спорить не стал, потратил год на обучение ремёслам, сдружился с Альго и Аристратом, и с многими ещё вожаками. За год ситуация с "беспамятными" разрешилась сама собой. На большой агоре решили: память - неотъемлемая часть человека... но человек богатеет памятью каждый день, и кто знает, что важного он увидел вчера?
Пошёл четвёртый год. Сцилла уже долго испытывал терпение людей, его подозревали в интригах и лжи, а тут и Никодем выступил с речью: все ведь помнят, как Сцилла украл у меня голос? А я помню. И кто теперь скажет, что я "беспамятный"? Ныне я хожу от стана к стану, и меня просят: Никодем, скажи то, Никодем, скажи это. И вот сейчас возвращаю то, что у меня отняли: мой голос.
Продолжение его речи оказалось не столь впечатляющим, но агора разошлась в полной уверенности: Сцилла - вор... и украл самое ценное - право выступать на агоре. То есть, право быть человеком.
О Сцилле все знали: он сын двух чудовищ. Не попасться бы в сцилловые пасти да водоворот Харибды, а теперь ещё - в когти их отпрыска... И обиженных Сциллой за четыре года набралось предостаточно; одни богатеют делами, другие врагами. Врагов у Сциллы хватало, но он не был бы собой: нажил ещё одного. Да ещё Никодем окончательно примкнул к Аристрату и при том не испортил ни с кем отношений.
Поначалу Сцилла ограничивался мелким злом...
Никодем встречался с девочкой двенадцати лет - тоже сирота и "беспамятная". К тому ж, были подозрения, что она из рабынь или чужеземка (имени не помнила, её назвали Варварой, и уж имя всех убедило). Вскоре девочка забеременела... с любой стороны ситуация получалась неприглядной. Всё не по уму, не по традициям - плодородное поле для сына двух чудовищ.
Подосланная к Варваре афинянка убедила девочку: ты "беспамятная", потому тебя так легко обмануть. Да и откуда тебе, такой юной, знать?..
-Что знать?
-В Афинах и в любом греческом городе принято было сначала жениться на девушке, а лишь потом заводить детей. Разве ты не видела, как проводят брачный обряд сейчас? Видела. А видела хоть раз чтоб сватался Аристрат, который (ведь все это знают, миленькая) ходит то к одной, то к другой? Бедная, бедная моя сирота - некому за тебя заступиться. А эти люди тебя непременно обидят.
Много ли надо, чтоб убедить беременную девочку? Афинянка отвела её в стан Сциллы, выпытала подробности и вскоре все любители сплетен знали: аристратовы шакалы всё творят не по закону, похищают и насилуют детей. Разъярённый Никодем бросился в стан врага, но афинянка спрятала Варвару (сиди тихо, миленькая, видишь, как ярится хищник, желая вернуть себе добычу?), та затихла и неслышно рыдала, пока Никодема скрутили и чудом не зашибли, хотя без крови в тот день не обошлось. Никодем, едва освободили, снова порывался в драку, но его связали уже свои.
Пищи для сына чудовищ тогда хватило надолго: в лагере Аристрата воры и насильники, Аристрат в своём холодном бешенстве стал ещё более резким и высокомерным, а "беспамятный" мальчишка получил по заслугам. Ко всем прочим выгодам Варвара "пропала": Сцилла купил лояльность нескольких клефтиев, отдав им "девочку со скорым приплодом". Ребёнка убили, едва он родился.
Никодем погиб во время нападения клефтиев. Тогда же был убит Аристрат.
Сцилла б и на тот раз остался безнаказанным, но Альго лично собрал отряд, выследил клефтиев. Расправившись с разбойниками, он вернулся в стан - с Варварой, которая к тому времени уже тронулась рассудком (хотя впоследствии даже вышла замуж и родила). Вернулся молча, так что Сцилла вздохнул спокойно - во-первых, договаривался не он, а доверенный человек, во-вторых, думал Сцилла, Альго не из тех, кто умеет хитрить, в-третьих, дела он решает языком на агорах. Как же он заблуждался!
Посредника договора с клефтиями схватили ночью и под пытками он во всём сознался, да ещё сверху такого рассказал, что вся компания едва не схватилась за копья и не кинулась в стан Сциллы искоренять злое семя. Альго остановил мстителей:
-Пусть народ на агоре решает.
Ушёл месяц на то, чтобы принять закон об остракизме, гораздо сложнее оказалось изгнать Сциллу, даже когда открылась часть его злодеяний. Врагов у него хватало, но и друзей нашлось достаточно. Голосование несколько раз срывали, но на 7 год Сына Сциллы и Харибды и ещё несколько человек из его стана изгнали...
Спустя десятилетия Альго стал жертвой закона, который всеми силами защищал на агорах...
Остракизм
Самым страшным наказанием для людей того времени было изгнание из общины. Остракизм в Древней Греции обрекал человека на жалкую жизнь, изгнание в Нимраа - на мучительную и, главное, неизвестную смерть. Больше смерти люди страшились мучений перед смертью, испытания ужасом.
Порой остракизму подвергались даже известные люди, много сделавшие для общины - настолько был велик страх перед неизвестными силами, которых могли прогневить слишком смелые поступки. Но, возможно, это был страх перед неординарностью.
Остракизм мог быть и выгоден некоторым людям: известны случаи, когда жрец добивался остракизма другого жреца, чтобы упрочить свою власть.
Вместе с тем, существовала и другая тенденция: наиболее просвещённые деятели осуждали бездумное применение закона об изгнании, полагая, что лучше человек станет работать на общество, чем сгинет. Ведь можно вернуться из заключения, нельзя - из смерти. Но несмотря на многочисленные речи против остракизма, закон просуществовал долго. Показательно, что сам создатель закона об остракизме - Альго - был изгнан по этому закону. Хотя изгнали его лишь из одного поселения, многие посчитали, что Альго должен уйти ото всех агор.
Законы об остракизме в Нимраа были созданы самостоятельно, отнюдь не на основе законов об остракизме в Греции (на Земле остракизм появился чуть позже, после катастрофы порталов), однако оказался инструментом, весьма сходным с земным.
В суровых условиях пришлось отказаться от смертной казни: преступников изгоняли из общины. Иногда, если изгнанные выживали, их принимали обратно.
К оглавлению
|
