Реализм.
Поселенцы испытали сильнейшую потребность в реальном отображении действительности. Изображения животных, описания природных явлений - всё требовало точной передачи, ведь стилизованные рисунки или сомнительные истории могли стать причиной гибели человека, а потому не приветствовались, хотя не исчезли из культурного поля. Ремесленники по привычке украшали посуду и вещи рисунками, привычными на Земле, но спрос на реалистичные изображения местных животных вытесняет стилизованных зверей Земли, нарисованных по памяти.

Всё, что мы принесли с собой, как песок утекает сквозь пальцы. Наши верования подобны этому песку, который мы принесли в пустыню. И стоя посреди пустыни, мы наблюдаем, как наш песок смешивается с барханами. И вот мы уже не можем отличить пыль от пыли, ибо всё пыль.

Преобладают мрачные, пессимистические ноты. Устная и письменная традиции того времени проникнуты ощущением горя и предчувствиями грядущих катастроф, отчаяние сквозит в каждой строке. Люди часто сравнивают свою жизнь с пылью, утекающей сквозь пальцы, с песком, поглощающим всю жизнь.

Словесность.
Произведения того времени проникнуты трагизмом, ощущением близкой гибели. В основном, это песни, исполняемые у костров, сказки о Старой Земле, воспоминания.
Отношение к рассказам о Старой земле сложилось двоякое. С одной стороны, они могли стать самым востребованным жанром, с другой - провоцировали вспышки агрессии: иногда такой рассказ мог вызвать драку, хотя чаще - истерики женщин и мрачное состояние у мужчин. Такое двойственное отношение сделало рассказы о "прошлой жизни" делом интимным: таковых воспоминаний было много и звучали они часто, но для этого требовалась особая атмосфера, когда все участники беседы настраивались на это всеобщее ощущение горечи и потери.
Особенный гнев вызывали малейшее сомнение в правильности воспоминаний. Ведь ребёнок, попавший на Великие Пажити, мало помнил о Земле, его спутанные воспоминания провоцировали агрессию со стороны тех, кто "помнил, как оно было на самом деле".

Многие события Эпохи Перелома сохранились лишь в виде легенд и песен, где правда причудливо переплелась с вымыслом. Особую трудность при отделении мифа от истины доставляло то обстоятельство, что в Нимраа, куда попали люди, для них всё было исключительно чудесным, необычным, а для поздних исследователей - уже привычным и родным, наоборот, свидетельства о Земле им казались более странными, чем факт, например, возрождения мёртвых посредством Панзоев.
Вместе с тем, до Эпохи Расцвета сохранились (или были открыты заново через Панзой) почти все источники. События первых 55 лет можно было восстановить едва ли не по часам (что уж говорить о позднем времени, когда очнулся Странник), но практически всё это наследие было потеряно после катастрофы порталов и владычества элхав, и вновь открыто лишь после начала Обращения.

Основные литературные направления:
-жанр воспоминаний о Старой Земле и жизни там;
-жанр жалобных молитв;
-восстановленные эпосы и песни;
-летописи нового мира;
-физиологи нового мира;
-заговоры.

Столь важное событие, как переселение в другой мир, требовало осмысления и отображения в истории, легендах и письменности. Изменения затронули все сферы - от быта до мировоззрения; первые свои шаги новая культура начала с эклектики, нагромождения суеверий, традиций и наспех созданных обычаев. В целом же новая культура была преемницей греческой традиции.
Почти сразу сложилась сильная школа летописцев. Расцвет летописей связан и с деятельностью Гиерагора и Трифона.

И понял я, что мир стал иным, когда увидел в небе луны, числом две. Одна из них была Ландор, вторая - Нанда. Низко нависли надо мной и смотрели в мою душу, и душа болела от их взгляда. Детям моим я сказал: "В мире две луны: одна из них Ландор, вторая - Нанда. Другого не бывает".

Охранные знаки.
Традиция орханных знаков идёт от обычая писать "охранные" фразы на одежде или домах. Часто это не вполне осознанная молитва, иногда - осознанная просьба. Формулы "охраны" постепенно сокращаются сначала до 1-2 слов, потом до начальных букв, вписанных в орнамент - пока магические формулы окончательно не превращаются в малопонятные рисунки. Для верности их повторяют движениями рук - так зарождается традиция "охранных знаков", которая в Нимраа продержалась больше трёх тысяч лет.
Знаки и охранные рисунки касаются всех сфер жизни, знания о редких знаках хранят только ведуны и ведуньи, другие становятся общеупотребительными, есть сугубо женские (для защиты во время родов), есть мужские, другими пользуются все, от мала до велика. Дома, одежда и вещи пестрят охранными знаками. На концах священного пояса - обязательные рисунки против одержимости.
Нимраарцы активно жестикулируют, громко разговаривают, но особенно примечательная черта любого нимраарца - размашистые знаки по поводу и без. Жесты призваны отгонять злых духов, привлекать удачу и выражать сопричастность. Позже эту национальную черту не раз высмеивали или обыгрывали в произведениях:

"Пока этот огромный, заросший бородою мужик не расчертил воздух всеми знаками, не успокоился; было что-то жалкое и торжественное в том, как всегда мрачный, угрюмый нимраарец, чёрный от загара, с полинявшими волосами, почти нежно крутил замысловатую вязь пальцами. Если когда-то хоть один из этих знаков имел смысл, то сейчас я стал свидетелем бесконечной ритуальной игры. Казалась сумасшествием сама идея, что от трёх или пяти лишних загогулин вот в этом росчерке - что-то изменится. Сколько я не выводил сложную вязь, мои руки оставались деревянными, не желали подчиняться разуму, обуянному сомнением.
-Не так... - мужик сгрёб мои ладони своими и чуть не раздавил в попытке "поставить на место" непослушные мои персты.
Ночью в стан прокрались какие-то ночные животные и выпотрошили суму, подвешенную на ветвях. На вывалянной в пыли ткани красовалась истёрая вышивка - какой-то охранный знак от воров".
Бытовой роман даххатского автора.

"Этот приятный юноша назвался Ветерком. На ярмарках такие деятельные эфебы нередки: они носят вычурную одежду с длинными рукавами и плащами - чтобы полы колыхались на ветру, не стригут волос с той же целью, всегда улыбчивы. Отвечают рифмами или загадками и неизменно предлагают помочь. Люди, по обыкновению, доверяют им, делятся самым сокровенным и бывают обмануты. Однако примечательно в них вот что: помимо умения входить в доверие и правдиво рассказывать всяческие небылицы, Ветерки в совершенстве владеют "искусством рук". Изображая заклинания и охранные знаки, они выписывают в воздухе танец. Иной раз, остановившись, и забудешь, куда шёл. Особенно, если перед тобой колдунья-гетера, а из одежды на ней - тончайшие шелка.
С Ветерком мы разговорились, он увлёк меня какой-то основательностью в голосе, особым дружелюбием. Я, надо полагать, попался на очарование местного фольклора: кому не польстит эта надежда, что к тебе обращается сама Судьба. Ещё два слова, ещё фраза, полунамёком... и волшебный Ветер подарит тебе древний артефакт, и перед тобой откроются врата приключений.
Руку я всё-таки не снимал с кошелька, а сам обмирал - ну, как мальчишка! - ожидая одновременно и судьбы, и мошенничества.
Ветерок улыбался. Может, видел мои мысли или насквозь знал людей.
Каким же неподъёмным оказалось моё мальчишеское разочарование, когда этот ясноглазый эфеб попросил у меня денег на циевые лепёшки и ариган! О, какие надежды разрушились в то мгновение! Никакой из полководцев не терпел столь сокрушительного поражения за всю историю Даххата!
Движимый сильнейшей и жажд - жаждой справедливости - я повёл эфеба в харчевню и там уже пристально следил за своей чашей, чтобы "Ветерок" не насыпал туда сонной пыльцы. Он же уплетал лепёшки, пил ариган и блаженно улыбался. Когда взгляд его стал хмельным, я спросил:
-И что же... уважаемый Ветерок, как сложится моя судьба?
С полминуты он смотрел на меня удивлённо, потом неуверенно ответил:
-Почём же мне знать?
-А будет ли достаток в моём доме?
Он поперхнулся.
-Удачно ли сложится служба моего сына?
Он уже стремительно краснел.
-Тогда, может, ты скажешь, как скоро я поправлю моё здоровье и смогу облегчаться без боли?
Эфеб пискнул, как придавленная мышь, но я без жалости добил его:
-И, наконец, разве не полагается помахать руками? Эх, дуралей... - и с этим я оставил несчастного мошенника.
Утром в дороге меня нагнал порыв ветра, а следом - Ветерок. Он, запыхавшийся, бежал за мной. Оказавшись рядом, он отдышался.
-Чего тебе ещё? - я уж и рукоять ножа нащупал.
-Судьба... фух".
Из записок безымянного путешественника.

В магических формулах жесты не менее важны, чем слова заклинания. Считается, что маги способны вызвать бурю или осушить озеро одним лишь жестом.

Жанр жалобных мистерий
Скорбные мистерии зарождались, как жалобы, в которых каждый человек, перенёсший горе, имел большую потребность. Измождённые и усталые люди по вечерам собирались у костров, чтобы обсудить события дня, приготовить еду и поделиться воспоминаниями о прошлой жизни. Такие разговоры возникали часто: убитые горем нуждались в том, чтобы в словах выразить свои страдания, вместе с тем - ободрить друг друга. Наравне с разговорами о горе звучат наспех сложенные песни:

Спи, малое чадо, завтра у нас будет хлеб,
Завтра встанет солнце и принесёт радость.

Так складываются первые мистерии, где сначала звучит "тёмный" зачин:

Сегодня я шёл от костра к костру и видел тела,
Меньше тел было только после великой битвы.

Но ответом ему обязательно была песнь надежды. Песни у костра уже не просто звуковое оформление вечера, это сакральное действо, призванное отогнать злой рок. Певцы иногда встают, чтобы их все видели, полукругом с одной стороны костра. С другой стороны остаются те, кто поёт о злом роке. Так происходит разделение на светлый и тёмный хор. Тёмный хор мог постепенно редеть за счёт того, что люди переходили на сторону светлого хора.
Жанр жалобных мистерий формировался не за один год, но база была заложена в первые же месяцы, далее жанр развивался и углублялся.

Светлый и тёмный хоры в мистериях.
Характерная особенность первых мистерий - наличие тёмного и светлого хоров. Первый пел о несчастьях, роке человека, второй давал отпор и прямо на сцене теснил первый хор.
Хотя многие первые трагедии были полны грозных предчувствий, светлый хор, побеждая, давал людям заряд положительных эмоций. Известны случаи, когда мистерии буквально спасали людей в смутные времена.
Но иногда люди впадали в полное и беспросветное отчаяние. Как-то несколько человек устроили мистерию, в которой не было "светлой части". Прошло уже много лет со дня катастрофы, люди уже редко собирались у общих костров, у всех появились кое-какие дома... но песня вызвала в памяти мрачные воспоминания и не принесла облегчения. На следующий день четыре человека покончили с собой, из числа тех, кто слушал мистерию, и один из числа певцов. На общей сходке долго спорили, подвергнуть ли виновных остракизму. Певцов пожалели, но решили, что впредь исполнять подобные песни запрещено.

Жалобные молитвы.
Параллельно развивался жанр жалобных молитв фларрам. Золотые мары в сознании людей стали образом двойственным: это и спасители, приносящие дары, и чудовища, непонятные и чуждые, в масках, не выражающих ни одной близкой человеку эмоции. Вместе с тем фларры оставались полубогами - рядом, во плоти. К ним обращали молитвы, больше похожие на жалобы. Вначале зачин такой молитвы был прозаическим, каждый рассказывал о своих бедах доступным ему языком. Позже зачины канонизировались.

Я, потерявший дом, ныне стою на пороге ужаса.
Я, потерявший семью, сполна ведаю горе за ушедших.
Я, потерявший скот, пасу быков Аммоса.
Я, потерявший богов, взываю к золотому демону.

Здесь вторая часть каждой строки противопоставляется чему-то потерянному, взамен же человек обретает всё горькое и не ведает больше сладости.
Но дальше звучит и традиционная "светлая" часть:

Порог мой да станет порогом нового дома.
Сосед мой да станет мне братом и отцом.
Быки Аммоса принесут мне приплод.
Демон да утешит меня в моём горе.

Здесь аналогия светлого и тёмного хора мистерий исполняется одним человеком.
Прозаическая часть жалобы становилась свободным элементом, изменчивым. Кто-то жаловался на дурноту и головную боль, кто-то на плохого соседа, кто-то просил совета, как правильно растить плоды. Некоторые жалобы были удовлетворены, практически всегда фларры отвечали советом на бытовые вопросы: когда настанет сезон дождей, когда и как садить растения, какие красители можно добыть и как окрасить полотно, каких животных лучше приручать.
Маски на лицах фларров смущали людей. Казалось, что фларрам безразличны молитвы, обращённые к ним. Позже это дало людям повод обвинить золотых маров в холодности и безразличии (обвинения можно найти и в "Огненном столпе"). Вместе с тем фларры стали своего рода психотерапевтами. Жалоба оставалась между фларром и человеком.

Прошлая жизнь.
В разговорах сочетание "прошлая жизнь" превращается в магическую формулу. Спрашивает кто-то: кем ты был в прошлой жизни? И собеседник ясно понимает, что у него две жизни: одна осталась позади, другая предстоит.
Некоторые охотно рассказывали о себе и своих прошлых занятиях, стараясь выговориться как можно полнее, даже если были рабами на самых тяжёлых работах, другие скрывали своё происхождение, хоть их речь и манеры говорили о высоком происхождении и приобретённых знаниях.
В жалобных молениях "прошлая жизнь" могла упоминаться, как череда потерь. Подразумевалось, что у человека имелось то, что ныне он потерял: дом, семья, стада и родной полис.

Безымянные боги.
Откуда знать, что за боги обитают в новом мире? Люди спрашивали фларров:
-Как зовут богов этой земли?
-Никак.
-Как зовут богов этих рек?
-Никак.

Как обращаться к новым богам? Какие жертвы окажутся приятными им?
Вы, безымянные боги степей, - пусть сегодня мужчины вернутся с добычей.
Вы, безымянные боги лесов, - пусть лютые звери их не почуют.
Вы, безымянные боги реки, - пусть спят горгоны, когда мы идем за водой.
Вы, безымянные боги костров, храните в ночи от безымянных чудовищ.

К оглавлению