Универсум - вот сущность библиотек, подаренных не только людям, но и всем разумным расам в Радужных мирах и даже за пределами этих миров. Уникальные дары, которые только Старшие могут подарить Младшим - возможность сделать себя, сохранить свою историю и повзрослеть. Возможность совершать ошибки, которые не станут фатальными.
На протяжении веков у этих даров были разные названия, но чаще всего (в Нимраа) их называли Библиотеками или Панзоями.

Панзои были тесно связаны с породившими их Странниками и являлись продолжением их тел (биофактумов): Старшие на протяжении веков наблюдали за своими подопечными. Некоторые считают, что люди под такой опекой претерпели слишком много печалей... другие, что жизнь не бывает только сладкой.
Панзои обычно трудно отделить от легендарных городов - часто именно Панзой и считали городом.

Жизнь, не имеющая пределов.
Самая важная и главная функция Панзоя - сохранение информации о жизни и личностях разумных существ, создание условий для их общения в Панзое и возможности в любое время обрести новое тело, а также доступ к знаниям, накопленным Странниками.
Традиционно Панзои считались если не единственными в своём роде, то закрытыми - например, в Нимраа на протяжении многих столетий запрещали доступ к библиотеке, особенно для даххатцев. И ни те, ни другие не подозревали, что в то же самое время их библиотеки свободно обмениваются информацией - к счастью, иначе использовали бы эти данные в военных целях.
Жизнь внутри Панзоя не светлая и святая, как представляют многие, не райская, как многие надеются. Здесь живут по другим законам - в библиотеке информация открыта для всех, каждый становится частью гигантского сообщества.

Рождённые в Панзое.
Способов "выйти из Панзоя" великое множество, но среди них нет способов простых или сложных, предпочтительных или забытых. Все они равно доступны: от печати тел, когда существо может выйти из библиотеки за несколько минут, до возрождения в теле иного существа.
Известно, что друиды могут возрождаться после смерти, сформировав на месте гибели новое тело и записав туда свою личность из библиотеки.

У каждого из этих способов свои плюсы и минусы.
Созданное тело может занять совсем другая личность, перехватив контроль (что, впрочем, случается редко), а возрождение в теле младенца занимает много времени, хотя у такого существа больше шансов влиться в среду, чем при создании уже взрослого тела.
Что касается "рождения в Панзое", то вовсе не обязательно физически рождаться в библиотеке, поскольку связи пронизывают всё пространство в Нимраа: Панзой имеет неисчислимое множество "выходов".
Так, в геносе может родиться детёныш (и при этом быть "родом из Панзоя"), сознание которого по мере роста буквально напитается памятью и личностью совсем другого существа, желающего родиться в теле фрато. Такое существо не станет полным воплощением другой личности: на протяжении всей жизни в его мозг будут загружаться данные чужой памяти, но одновременно будет развиваться его собственный потенциал. Этот "гибрид" сможет прожить среди животных или разумных существ, и даже вспомнить своё прошлое, если то позволит объём мозга (в целом же подобные "гибриды" умнее своего вида). Немало случаев и прямого влияния на животных сущностей из Панзоя. Можно сказать, что личность из Панзоя постепенно записывается на новый носитель.

Естественно, что при таком количестве воздействий одной личности на другую возникают вопросы этического характера: где границы влияния одной личности на другую? Когда воздействие превращается в насилие, а насилие - в присвоение?
Но в Панзое границы между индивидуальностями не столь резкие, как в биологическом мире, где одно тело отделено от другого, как биоединица, гибель этого тела знаменует и гибель индивидуальности. Индивидуальные разумы в Панзое способны сливаться в суперличность и затем рассыпаться, обретя новый опыт.

Реальное и виртуальное.
На разных этапах развития цивилизация по-разному относилась к самой возможности жить виртуально. Виртуальная жизнь Панзоя, сколь разнообразной бы она ни была, воспринималась картой местности, а не самой местностью. Даже в эпоху Расцвета (что говорить о более ранних столетиях) Панзой считали неким государством, домом, отсечённым от остального мира прочной стеной. Жизнь в Панзое видели неким ущербным отражением реальности. Философские споры не утихали: однако почти все были уверены, что виртуальность Великой библиотеки не способна подменить настоящий мир, ведь виртуальность не способна подменить реальность, а неизбежно упрощает действительность до набора простых, предсказуемых правил, поэтому живущий в Панзое не способен изучить и постичь реальный мир. Панзой - карта местности, дом, наполненный призраками. Такое отношение доминировало во все времена. На основании этой парадигмы философы делали вывод, что лишь какое-то сумасшествие (или чья-то злая воля) заставляет умерших людей оставаться в Панзое, поскольку нет никакой возможности раз за разом выбирать ущербное существование, когда можно родиться снова или отправиться к истинному богу. Мир - даже не лучший из миров - всегда лучше своей бледной копии.
Панзой воспринимался как дом, общежитие мёртвых, гигантский склеп, где мертвецы могли играть в жизнь - тихонько, чтобы не мешать живым. Отношение к умершим также было своеобразным - умерший не воспринимался частью жизни, он как бы исключался из повседневности: "Умер, так беги в Панзой, чтоб тебя!". С одной стороны, жизнь без смерти - это величайший дар разуму, но с другой - Панзой лишь пародия на жизнь, стены дома, отсечённого от реальности. Кроме того, философы вывели удобную концепцию: мы здесь - живые, а у живых есть важные чувства, отличающие их от не-живых. Например, чувство родины, патриа. Но какая родина может быть у погибших и похороненных?

В действительности же ничто не мешало существам из Панзоя (которые даже не воспринимали себя умершими и мёртвыми, поскольку лишь теряли тело, в котором временно пребывали) иметь одно или несколько тел, и вместе с тем воспринимать себя частью Панзоя. Для них не было разницы, иметь ли два глаза или показания пары сотен видеокамер, обладать парой рук или киберщупальцами, жить в теле или иметь звёздную кожу. А сама поверхность Панзоя предоставляла возможность чувствовать реальность и влиять на неё. Библиотека не была серым домом без окон и дверей, общежитием мёртвых, жутковатым склепом, каким её видели люди, склонные смотреть на мир Панзоя, как нечто отдельное от мира. Панзой всем своим существом соприкасался с миром, врастал в него, как дерево врастает в почву, питаясь миром вокруг и возвращая в мир.

Споры, однако, не утихали и в самом Панзое, где взгляд на действительность был существенно шире, хотя и не лишён своих границ, порождённых даже не столько ограниченностью разума, сколько состоянием самого Панзоя, который больше трёх тысяч лет не использовался в полную силу. Повреждённый, он предстал перед новыми жильцами скорее дикими джунглями, чем обиталищем духа, скорее адом, чем садами разума. Маги Панзоя по-привычке продолжали свои битвы уже в новом формате, подавляя и терзая новичков. Почти все эти три тысячелетия общежитие Великой библиотеки представлял собой Мир духов, где каждый пытался выжить в бесконечном сражении. Редкие передышки походили на Элизиум. Периоды интереса к "внешней" жизни сменялись периодами затяжного молчания, когда обитатели библиотеки почти не интересовались жизнью людей, а то и вовсе высокомерно считали их "мясом".
Важно и то, что после Перелома многие части Странника и библиотеки были повреждены, поэтому Панзой в Нимраа был скорее неисправным механизмом, который люди не смогли оживить. В отличие от других миров, нимраарская цивилизация не смогла в полной мере наладить контакт со своим Панзоем.

Знания о Панзое многие столетия оставались отрывочными и неверными. Несмотря на то, что философы часто затрагивали тему Великой библиотеки, жизни и смерти, их чисто умозрительные суждения не способны были охватить всю картину в целом. В народе же представления были и того проще: например, что в библиотеке обитают души предков, или что там живут чудовища, или что это пристанище магов вроде Эрте и Птицы (их иногда даже путали).

Две пропасти
Художественный образ "двух пропастей" охватывает темы контакта с инопланеным разумом, и одновременно - тему соприкосновения жизни и смерти, тему дуальности бытия и образ Панзоя, который казался поэтам и философам некоей гранью.
Трещина меж двух пропастей здесь нередко становится образом женского лона, рождающего в жизнь и в смерть. Два мира словно соприкасаются через рождающее начало, каким бы оно ни было - будь то женщина или Странник-Панзой-бог.
Вместе с тем, сюжет "двух пропастей" раскрывает контакт не только с Панзоем, Миром духов, который люди нередко видели чёрным океаном со светящимися призрачными тварями в нём, но и тему контакта вообще. Контакт с чуждым разумом чаще представляли, как столкновения человека и зефры (или мары) - как наименее похожего на людей создания.
В изобразительном искусстве композиция "двух пропастей" часто зеркальная (или с намёком на зеркальность), два существа смотрят друг на друга из разных миров: человек обычно из "светлого" мира, а чуждая тварь - из "чёрного". В некоторых случаях сюжет упрощён до изображений человека и иного существа, взирающих друг на друга.

К оглавлению