|
 | |  |
|
Закономерность Дома Ветра легко уловить. Чем выше, тем спокойнее. Проще. Но всякому спокойствию есть предел.
Кариока выдаёт мне сияющий розовый билетик:
-Запомни, только по правосторонним лестницам.
-А левосторонние?
-В три раза дороже. И без скидок, - спешно добавила она. |
|
Хельмут нашёл яйцо во время рейда за дровами и углём, чудом пронёс через патруль - странно тёплое, прозрачное, с сонно барахтающимся внутри Сапфиром: имя дал сразу, только взглянув на слипшуюся синюю гривку, детское тельце, юное, но с судорожно сжимающимися мышцами, - готовились к прыжкам ещё там, в яйце. Не испугала и оскаленная пасть, без злости, как будто на всякий случай или от напряжения...
Пронёс чудом: ему мнилось, что яйцо голубоватым светом озаряет дно тачки, и свет просачивается вверх, огибает куски угля. Постовой вяло перевернул верхний слой, чтоб не таскали лёд для видимости.
-Хорошо, проходи. Пять минут в каптёрке, - и зевнул в шарф, из-под которого пахнуло добротным, офицерским теплом.
У печки Хельмут рискнул развернуть добычу, от ребят всё равно не утаишь. Пригревшиеся сверх положенных минут щурились, недоверчиво скребли ногтями скорлупу.
|
03.01.04 Апрель запнулся и сполз по осыпающейся тропинке, цепляясь
за хрупкие индевелые ветки, до острого жжения ободрал колени и руки.
Боли он не чувствовал давно.
Помнил, как Март прикрыл своим телом
Мая. Как ледяные когти сомкнулись на горле брата. Будто вспышки памяти,
яркие, навсегда. Вот так кровь на снегу...
Он будет помнить...
Как пришли, числом десять - десять месяцев ледяной стужи и холода,
каких не приносил с собой даже суровый старик Декабрь. Десять молодых и
полных сил, бледных, высоких, с инеистыми глазами. Одинаковых, как
близнецы. Может, только разные оттенки были в их глазах. |
-Здравствуйте, меня зовут Тше. Мне
пять лет, у меня ещё нет лапок, и я люблю ползать, ощущая под своим
телом километры земли и камня, прочнейший пласт - основа существования,
залог незыблемости мыслей.
Из тоннелей я поднялся на поверхность, и этим ознаменовалось моё
рождение. Находясь на земле, я чувствовал, как рвутся вверх следующие
поколения - из тайников у раскалённого ядра планеты. Во время долгого
пути их тела остывают, и у самой поверхности они сбрасывают тяжёлую
чешую, похожую на гробницы. Говорят, высшие существа, подобные
тысячекрылым птицам, стремятся вернуться к своей колыбели... Движимый
любопытством, я нашёл сброшенную чешую и в замешательстве сидел перед
гигантским сооружением из потрескавшихся щитов, которые возвышались
надо мной, как скала...
читать дальше
|
Тепло. Запах весны. Запах свежей краски и обновляющих костров.
Выхожу,
чтобы купить письма. Долго стою у лотка: недорого, на любой вкус, на
самый пристрастный выбор найдётся послание. Здесь редко встретишь
что-то действительно уникальное, и всё же эти письма могут развеять
скуку весеннего вечера. Вот эти, новые, хрустящие и другие, пожелтевшие
от времени.
|
Жили в одном селении два брата. Бедные были. Один отами во дворе, и тот хромоножка. И в избе ни одной шкуры – стены голые были.
Старший
брат вырос высокий и могучий, как гора. Младший худой и бледный, все
его в селении залётным маром дразнили, мол, мать его в снежную бурю
родила... Вот качают старухи головами и приговаривают: «Снег к холодам,
а мар к проводам!» - такая присказка была.
Не было братьям счастья на охоте – только ягодами порой и питались. Сильно печалился старший брат:
-Вот мы охотимся, а всю добычу то айко, то мары отбирают, как будто сговорились.
-Не печалься, – отвечал младший брат. – Утихнет буря, пойдём на охоту: будет и мясо, будут и шкуры.
|
-Мышонок, здесь не стоит строить дом.
-Здесь красиво...
Мышонок был не прав с самого начала - но там действительно было красиво.
Волны
подбирались почти к самому домику, но Мышонку нравилось смотреть, как
они лижут песок у порога, подгоняя обточенные водой ракушки.
Я сидел рядом и смотрел вдаль.
-Мышонок, приближается буря. Надо бы уйти подальше, волны слишком сильные.
Серое небо было низким и клокочущим. Я не стал говорить Мышонку... Но
человеческие дома на берегу так же уязвимы. Когда придут волны, они
слижут хрупкие жилища, как слизывают сейчас маленький садик перед
мышиным домиком.
|
|
Спустя всего десять лет этот случай вошёл во все учебники биологии как пример движущей силы эволюции. Конечно, можно долго спорить, что такой силой необходимо назвать Её Величество Случайность или невидимых спутников человека, но это всё равно, что силой назвать машину, а не правящего ею человека. Поэтому данный случай был назван именем Владика Зайцева. Учитывая возраст открывателя, так и назвали - эффект Владика Зайцева.
Впрочем это было спустя десять лет, когда Владик стал Владимиром Николаевичем и поступил на биологический факультет по специальности генетика, поскольку его собственный эффект вовсе не отменял остальных законов эволюции.
Вряд ли в учебниках биологии вы найдёте полное и подробное описание того дня, хотя вся последующая история воспроизведена в мельчайших деталях. Многочисленные воспоминания родителей, учителей и одноклассников Владика освещают эти события с разных сторон. Но единственным свидетелем, единственным участником и, если хотите, виновником остаётся сам Владик.
Впоследствии он вспоминал об этом не раз, придумывая всё новые подробности. Только к сорока годам, когда основательно забылась настоящая история, Владимир Николаевич наизусть заучил официальную версию, которую и рассказывал до последних дней, сначала детям, а потом внукам и правнукам.
И всё же именно вы, дорогие читатели, имеете возможность узнать подлинную историю открытия этого уникального явления.
|
|
Кожа, как серебристое зеркало, дымное, тусклое, потемневшее от времени. Крылья, как клинки. Крылья острые. Сотни клинков...
Есть только разум, сущность, а вокруг медленно вызревает мир, не существующий вне своего понимания и осознания.
Я перевернулся на краю скалы, подставляя слабым солнечным лучам другой бок, пытаясь впитать уходящее тепло. Спускающийся вечер был сиренево-холодным. Оранжевое солнце оставляло тающий тёплый след в воздухе. Было так тихо, как только может, в мире, лишённом иного движения, кроме мысленного.
Детёныш копошился под животом, слабо попискивая. Сегодня моя очередь передать ему свои знания, чтобы потом он смог уйти в иной мир и встретить нового учителя. И так, передвигаясь, будто по бусинам чёток, постигать окружающее во всём его многообразии и единстве.
|
|
В детстве мы поднимаемся вверх всего на несколько этажей - нас носят матери и очень, очень аккуратно спускают вниз в расписных люльках. В детстве всё кажется слишком большим и величественным, а первый спуск остаётся самым значительным в жизни.
Спуск за спуском мы узнаём много легенд: например, об отшельниках, посвятивших себя бесконечному подъёму. И не перестаём удивляться: ведь какой смысл в таком восхождении, если после него не будет захватывающего дух полёта вниз? Да и нетленные мощи святых всё равно отправляют к основанию мира. Не особенно приятна встреча с мертвецом, но, встретив в пути тело святого, каждый старается дотянуться и потрогать сморщенную кожу. Иногда желающие коснуться святыни срываются и, кувыркаясь, летят вниз, ломая себе кости и сталкивая в пропасть других.
Но чаще люди стремятся забраться повыше, чтобы падать подольше. Сотня этажей, это уже скучно. Им теперь полтысячи подавай, чтобы вниз, да с ветерком, пуская колечки дыма и смакуя вино.
|
|
Вот с утра зоркие босоногие мальчишки разглядели на дороге путников, старики ещё только видели вдали тёмное неясное пятно, а те уже бежали и кричали на всю деревню:
-Странники, странники идут! Странники на фрато! У них отами и шизвари!
Фрато – это боевой зверь, если странник ходит с таким, стало быть, и караваны водит, и в сражениях участвует, и наняться может в армию Императора.
А когда путники входят в деревню, все уже ждут их: встречать выходит сам староста с советниками, да по левую сторону матушка, да по правую - красавица-дочь, скромно потупив взор, украдкой поглядывая на пришельцев, протягивает им традиционное блюдо с каноли. Из-за заборов со смелым интересом глядят на воинов мальчишки, и каждый втайне мечтает вырасти поскорей – а таким же сильным будет обязательно! Из узеньких окошек смотрят морщинистые старухи, которым уж давно незачем румянить щёки и встречать гостей из дальних миров.
Эти статны и высоки, оба с дороги пыльные, усталые. Если посмотреть в глаза их фрато, сосчитать радужные разводы – ясно, что не спали они двое суток.
|
|
Они никогда не опускаются на землю. Но, если падают, то перестают быть собой. Это не больно, не страшно; этот переход - из одного состояния в другое - отнимает память и силы. Или, возможно, нечто большее. И ни одна из рас не помнит своих корней, своего происхождения, своего родства.
|
|
-Вы знаете... - Раздался вдруг за спиной тонкий голосок. - Этот листок очень-то похож на скаасского пушистика.
Я повернулся и посмотрел на маленькую девочку, которая сидела на широкой мраморной площадке, на уровне моих глаз и обмахивалась пахучими листьями, распространяя аромат осени. Она серьёзно посмотрела на меня, придвинулась и доверительно зашептала:
-Знаете, скаассы совершенно не боятся людей, и потому их почти не осталось... - она тяжело вздохнула.
Её безупречная детская логика поразила меня.
-Ой, он пошевелился! - воскликнула маленькая суаррка. - Нет, вы посмотрите!
Я оглянулся, проследив за движением её руки, но ничего не увидел. Листьев было много, тысячи и тысячи их облетали с деревьев, теряя свой великолепный огненный цвет и съеживаясь серыми комочками.
-Да вот же он! - торопила она, теряя терпение. - Вот. Неужели вы не видите? Тихо, только не спугните его... - Она согнулась и сжала кулачки, показывая, как тихо я должен стоять.
Наконец я увидел листок, на который показывала суаррка. Это был серый, почти истлевший в пыль листик, скрючившийся на сером камне, прямо посреди дороги, и мне даже показалось, что он двигается и чешет тонкой лапкой живот...
|
|
Практической пользы от умения летать не было никакой. Если бы я умел обогнать машину. Или бегущего человека... Но я поднимался неспешно, как подхваченное ветерком пёрышко.
Может, всё бы обошлось, если бы тот, самый первый, волнующий полёт не прошёл на глазах у огромного количества людей. Я бы всё забыл и никогда больше не поднялся в небо, вычеркнул это из себя... Как ошибку. Я просто ошибся!
Но я довольно быстро понял, что умею только летать, а не поворачивать время вспять.
|
|
Однажды у моего дома упал ангел со сломанным крылом и белыми перьями. Он молчал, но в его взгляде была мольба. Он боялся, но я поднял его на руки и отнёс в дом, чтобы перевязать крыло и скрепить кости.
Мой ужин был скудным, я принёс ему хлеб из луговых трав и воду с сушёными ягодами. Мы ели молча. Ангел сидел напротив и иногда вздрагивал, если я резко двигался.
|
|
В этот день Лёшка проснулся с чётким ощущением, что он знает, кристально ясно представляет, как можно научиться летать. Вскочил, путаясь в простыне, спешно натянул футболку и шорты, ноги - в кроссовки, и выскочил на улицу.
Длинными червячками вились позади незавязанные шнурки, цепляясь за кочки, собирая мусор и клочки травы, будто всеми силами держали его.
-За город, за город! – разгорячёно думал Лёшка. – Здесь мало места. Деревья – я могу запутаться в ветвях. И людей много - вдруг кого-нибудь задену? А там простор, поле от горизонта до горизонта, вот я там разбегусь и прямо в небо! Я видел во сне, всё запомнил.
|
|
-Здравствуйте, я вампир. Самый обычный. Вампир обыкновенный, можно сказать. Нет, нет... Я не пью по ночам кровь! С чего вы взяли? Что за глупости! Нет у меня клыков... Нет, я не превращаюсь в летучую мышь. И в туман... И в лунный свет... И в чёрную кошку... Помилуйте, какая кровь? Вы когда-нибудь пробовали кровь, вы знаете этот мерзкий вкус? Господи, к чему такие мысли? Конечно, я не убиваю девственниц! Если уж на то пошло, я вообще никого не убиваю!
| | |
 | |  |
|
|
