|
 | |  |
|
В разделе материалов: 197
Показано материалов: 21-40 |
Страницы: « 1 2 3 4 ... 9 10 » |
|
03.06.05
На шкуре зигзаги и полосы.
На шкуре границы.
Расчерчена флагами и гербами.
В сотни слоёв.
Старая и немощная тигрица.
Оступаясь, бредёт.
В джунглях так мало места.
Давит воздух.
История жизни в шрамах.
На шкуре времён.
Молоты, копья, штыки и стрелы.
Ядерные удары...
У водопоя её ждал молодой.
Красивый, пепельный.
Странный. С синими полосами.
Белый тигр.
-Сбрось свою кожу, как листья.
Сбрось на землю.
Сбрось свою кожу, как змеи.
Сбрасывают чешую.
Сбрось свою кожу, как люди.
Сбрасывают память.
Сбрось свою кожу в бездну.
И иди со мной.
-Я устала носить с собой.
Историю жизни.
Я устала носить с собой.
Свои листья.
Я устала носить с собой.
Свою кожу.
Отвечала тигрица брату.
Отчаянно.
И упала рядом, у ног его.
И вздохнула.
И со вздохом душа полетела.
Скитаться.
И у ног белого тигра лежала.
Будто бабочка.
Развернув, точно пёстрые крылья.
Старую кожу.
Немощная, печальная тигрица.
Усталая.
И под кожей сияла новая.
Белая, чистая.
Без единой границы и герба.
И флага.
И видно было, дышала, дышала.
Дышала!
И сорвав с себя, будто саван.
Былое.
Напружинилась и прыгнула в небо.
И стала.
Там созвездием новым, а может.
Облаком.
Было, не было, наяву или в грёзах.
Приснилось.
Что в каких-то далеких джунглях.
Бродят тигры.
Белые, звёздные, серебристые.
Без границ.
|
|
23.06.05
Лето было похоже на пекло. В пасти.
Какого-то адского демона. Варились.
Люди. Деревья. Облака. И небо.
Кипело. В клокочущем зелье.
Это Парка отрезала нить.
Безобразный шрам через.
Всё тело. Двоившееся.
В глазах. Хрипело.
И потом, когда везли.
Через двор. Диспансера.
Ты сказал мне. Знаешь.
Ведь тысячи лет назад.
Эти облака. Двигались.
Точно так же...
|
|
08.07.05
Что мне с тобой говорить?
Ты не рифмуешься.
Слов не придумали!
Пополам с птичьим пением.
Пополам с змеиным шипением.
Пополам с звериным рычанием.
Оправдание.
Скудного словарного запаса.
А я тебя знаю.
На всех языках.
И выговариваю.
Сложные конструкции.
Пополам с птичьим пением.
Пополам с змеиным шипением.
Пополам с звериным рычанием.
А знаешь?
Что на всех языках одинаково.
Звучат эти слова.
Священные.
Пополам с птичьим пением.
Пополам с змеиным шипением.
Пополам с звериным рычанием.
И потом звучит в унисон.
Тишина, наполненная.
Дыханием.
|
|
23.05.05
Я не знаю, почему так лют летний день.
Так падают солнца лучи золотистые.
Как клыки, разрывая мысли о ней.
В золото зноя выкрашивая мысли чистые.
Я не знаю, почему так зол жёлто-зелёный день.
Почему звериной тоской полон полдень.
Солнце лоб смочило сухой водой.
И глаза светом до краёв наполнило.
Выкупавшись в зное, как в золотом песке.
Как в горящем источнике плазмы купаясь.
Выхожу из себя, из мыслей своих.
В летний день, солнечно-звёздный.
Выхожу. И навстречу вечеру тихому.
Звёздный зной прохладен и чист.
Раскрываю на первой странице книгу.
Возвращаясь в себя, в ход мыслей своих.
|
|
26.05.05
Скажите, что человеку делать. Если. Сердце вырвали из груди.
Положу камень в рёбра. Пусть стучит внутри. Словно молот.
Скажите, что человеку делать. Если. Душу вырвали из него.
Осенний листок прижму я. И, ломая. Чувствовать заставлю его.
Скажите, что человеку делать. Если. Вырвали страх и жалость.
Я найду их в поле пшеницы, будут птицы. Вить гнёзда на руках-ветвях.
Я весной цвести буду. По осени. Рассыпать листья золотистые.
И в груди птица. Оставит мне. Три сердца блестящих и гладких.
|
|
26.05.05
Я видел поэта, и было странно - растил в себе саблезубых богов.
И грыз любовь, саблезубый и хищный, с любовницами саблезубыми.
Вокруг него ходили люди, и каждый улыбался в драконий оскал.
Сидели люди в аудитории - и тише, тише - каждый клыками ему улыбал.
Сидели люди и слушали стихи, и каждый растил во рту зубы-сабли.
Зубы-крючья, зубы-ножи, впиваясь в спину сидящему впереди.
И было страшно, и было жутко, чувствовать кровь на губах и сабли.
Растущие в ответ на стихи его из губы, сквозь дым папирос и кашель.
И вышли из аудитории люди-кошки, рыча и ядом плюясь друг в друга.
Поэт надменно простился и вышел, подобный треугольному зубу плуга.
И люди-кошки впивались в глотку, пока не пришёл другой поэт учить.
Он в души вливал абсолютную водку продажной и пьяной своей любви.
И не было лекаря, доктора душ, в стенах отражались оскалы и боли.
И что за стихи такие у нас... И что за поэты вышли на волю?
Простите мне этот новый голос, охрипший и гневный, как аэродром.
Я рождался стокрылой птицей, вырос и стал стальным самолётом.
И в теле стальном сердце-турбины, душа-пропеллер в клочья рвёт.
Ветер, влетающий в душу воздух, отправившись в вечный полёт.
|
|
28.05.05
Город камней давно уже не расцветает.
На мраморных плитах давно нет травы.
Ласточки каменные вьют свои гнёзда в стенах.
Врезаясь в бетон огненным телом своим.
Ливень горящих тел бьётся о стену.
Ласточки в кровь, и сползают вниз.
Стальные крылья снова тянут их в небо.
И мёртвые птицы снова взлетают ввысь.
Как метеор эта ласточка бьётся в окно.
Как метеор пробивает стекло, и в грудь.
В сердце навылет ласточка-пуля бьёт...
Каменный город всеми улицами молчит.
Каменный город молчит площадями и парками.
Чёрные окна скалят битые зубы стёкол.
Ветер гуляет под тёмными гулкими арками.
И в небе сияют созвездия атомных знаков.
В пепле и пыли купаясь, сияют и гаснут.
На мостовой, как соцветия Судного Дня.
Тысячи тел обезумевших огненных ласточек...
|
|
28.05.05
День и ночь мельтешат в людейнике - невозможные, как кошмар химеры.
Этот слоновьими ногами топает, весь в броню закован железную.
И на панцире дом трёхэтажный, птица-самка в мехах и жемчужинах.
Тридцать лет яйцо невылупившееся со змеёнышем терпеливо высиживает.
Этот хищной пастью щёлкает, шкура раскрашена под ордена и погоны.
Этот с клешнями и жвалами целые сутки разгружает пустые вагоны.
Самки спешат по делам, в моде зелёный, в моде шелка - красный и белый.
Этот прирос к алтарю стола, и жадно молится нарисованным на обоях богам.
День и ночь мельтешат в людейнике, перелистывают страницы истории.
Изменяют свои тела химеры - по затёртому сборнику эволюции.
|
|
29.05.05
Я забыл, что я рождаюсь. В муках и стонах.
Вышел на лестницу курить. Всё знакомо.
Говорил с проходящими мимо людьми...
***
Сухожилия натянуты струнами на костях.
Кости - странные инструменты для музыки.
Извлечения божественного смысла из тела.
***
Я смотрел в чёрный провал окна.
День за днём проходил. Работа.
Кутерьма, понедельник, зевота.
***
Кости-звуки. Кости-ноги. Кости-руки.
Попробуй сыграть на костях.
Смертельно-прекрасный божественный вальс.
***
Вдруг жена. Под фасадом роддома.
Показать просил. Мне везёт!
На меня ли похож... Похожа?
***
Самые лучшие крылья неотделимы от тела.
Всеми перьями вросли в меня намертво.
И прекрасного цвета обнажённые паруса.
***
Годы шли, как письма по праздникам.
С Новым Годом, с Днём, с Рождеством.
Стало тише, и внуки у бабушки...
***
Как жемчужины зубы в челюсти.
И во всё ожерелье улыбка.
Только раковина всегда закрыта.
***
Кабинет, ордена, архивы. Я старею.
И это пройдёт. Жду родимую. Покурить.
Выхожу на лестницу, вдруг...
***
На всех костях и на всех сухожилиях.
Играет тихонько божественный Некто.
Лучшую музыку, понятную только мне.
***
Я кричу. Я лечу. Я родился...
|
|
23.08.04
Эх, черти не знают покоя!
Ко мне приходили со своими дарами.
У ног моих клали и кланялись.
***
Чертей угощал, расспрашивал.
Как там у вас, в Бездне?
Всё так же в аду? Не жарко вам?
***
А за дары спасибо, оставьте здесь.
Всё раздам, раздарю нищим.
В путь возьмите по горбушке хлеба.
***
И убирайтесь...
|
|
26.11.04
Ленивый и сытый гепард-леопард-ягуар.
Не важно, но рыжий, живой. Сонный.
Свесив лапы с ветки, прикрыв веки.
Смотрел на проходящих прохожих.
Вырастив дерево посреди города.
Смотрел на машины, шипящие шины.
Сонно зевая и улыбаясь.
И так, посреди шумного города.
Росло дерево-дом леопарда.
|
|
15.10.04
Звёздная тишина города.
За трамваем прятался тигр.
Вагон полосатый.
Ждал пассажиров.
***
Стайками спали рыбы.
Под люками.
***
Кондор кружил.
Рыча лопастями.
***
Глупое стадо автомобилей.
Мыча.
Медленно двигалось.
К водопою.
Бензоколонки.
***
И я, древний воин.
С острым копьём карандаша.
Охотился.
|
|
16.10.04
На стенах домов рисовал зверей.
Чёрных и белых, мелом и углём.
С крыльями, хвостами и чешуёй.
Адамовы имена раздавал.
***
А мимо спешили прохожие.
Не было места под солнцем.
Слепо щурилось из-за серого неба.
Мелкий дождь смывал мел и уголь.
***
Сходили, сходили, сходили.
Хлопали крыльями, приветливо гривами.
Чешуя сверкала, били копытами.
Сходили со стен домов после дождя...
|
|
02.11.04
Покоряя мимолётным - моя половина.
На каменном постаменте - летящие шелка.
Над пыльными страницами - шелка.
Над буйным пламенем - шелка.
***
Покоряя невесомым - моя половина.
Над гранитными плитами - облака.
Над горными пиками - облака.
Над лесом могучим - облака.
***
Покоряя звёздным - моя душа.
Рядом на постели - звезда.
В отражении луж - звезда.
Слитая с человеческим - звезда.
|
|
Спустя всего десять лет этот случай вошёл во все учебники биологии как пример движущей силы эволюции. Конечно, можно долго спорить, что такой силой необходимо назвать Её Величество Случайность или невидимых спутников человека, но это всё равно, что силой назвать машину, а не правящего ею человека. Поэтому данный случай был назван именем Владика Зайцева. Учитывая возраст открывателя, так и назвали - эффект Владика Зайцева.
Впрочем это было спустя десять лет, когда Владик стал Владимиром Николаевичем и поступил на биологический факультет по специальности генетика, поскольку его собственный эффект вовсе не отменял остальных законов эволюции.
Вряд ли в учебниках биологии вы найдёте полное и подробное описание того дня, хотя вся последующая история воспроизведена в мельчайших деталях. Многочисленные воспоминания родителей, учителей и одноклассников Владика освещают эти события с разных сторон. Но единственным свидетелем, единственным участником и, если хотите, виновником остаётся сам Владик.
Впоследствии он вспоминал об этом не раз, придумывая всё новые подробности. Только к сорока годам, когда основательно забылась настоящая история, Владимир Николаевич наизусть заучил официальную версию, которую и рассказывал до последних дней, сначала детям, а потом внукам и правнукам.
И всё же именно вы, дорогие читатели, имеете возможность узнать подлинную историю открытия этого уникального явления.
|
|
Кожа, как серебристое зеркало, дымное, тусклое, потемневшее от времени. Крылья, как клинки. Крылья острые. Сотни клинков...
Есть только разум, сущность, а вокруг медленно вызревает мир, не существующий вне своего понимания и осознания.
Я перевернулся на краю скалы, подставляя слабым солнечным лучам другой бок, пытаясь впитать уходящее тепло. Спускающийся вечер был сиренево-холодным. Оранжевое солнце оставляло тающий тёплый след в воздухе. Было так тихо, как только может, в мире, лишённом иного движения, кроме мысленного.
Детёныш копошился под животом, слабо попискивая. Сегодня моя очередь передать ему свои знания, чтобы потом он смог уйти в иной мир и встретить нового учителя. И так, передвигаясь, будто по бусинам чёток, постигать окружающее во всём его многообразии и единстве.
|
|
В детстве мы поднимаемся вверх всего на несколько этажей - нас носят матери и очень, очень аккуратно спускают вниз в расписных люльках. В детстве всё кажется слишком большим и величественным, а первый спуск остаётся самым значительным в жизни.
Спуск за спуском мы узнаём много легенд: например, об отшельниках, посвятивших себя бесконечному подъёму. И не перестаём удивляться: ведь какой смысл в таком восхождении, если после него не будет захватывающего дух полёта вниз? Да и нетленные мощи святых всё равно отправляют к основанию мира. Не особенно приятна встреча с мертвецом, но, встретив в пути тело святого, каждый старается дотянуться и потрогать сморщенную кожу. Иногда желающие коснуться святыни срываются и, кувыркаясь, летят вниз, ломая себе кости и сталкивая в пропасть других.
Но чаще люди стремятся забраться повыше, чтобы падать подольше. Сотня этажей, это уже скучно. Им теперь полтысячи подавай, чтобы вниз, да с ветерком, пуская колечки дыма и смакуя вино.
|
|
Вот с утра зоркие босоногие мальчишки разглядели на дороге путников, старики ещё только видели вдали тёмное неясное пятно, а те уже бежали и кричали на всю деревню:
-Странники, странники идут! Странники на фрато! У них отами и шизвари!
Фрато – это боевой зверь, если странник ходит с таким, стало быть, и караваны водит, и в сражениях участвует, и наняться может в армию Императора.
А когда путники входят в деревню, все уже ждут их: встречать выходит сам староста с советниками, да по левую сторону матушка, да по правую - красавица-дочь, скромно потупив взор, украдкой поглядывая на пришельцев, протягивает им традиционное блюдо с каноли. Из-за заборов со смелым интересом глядят на воинов мальчишки, и каждый втайне мечтает вырасти поскорей – а таким же сильным будет обязательно! Из узеньких окошек смотрят морщинистые старухи, которым уж давно незачем румянить щёки и встречать гостей из дальних миров.
Эти статны и высоки, оба с дороги пыльные, усталые. Если посмотреть в глаза их фрато, сосчитать радужные разводы – ясно, что не спали они двое суток.
|
|
Они никогда не опускаются на землю. Но, если падают, то перестают быть собой. Это не больно, не страшно; этот переход - из одного состояния в другое - отнимает память и силы. Или, возможно, нечто большее. И ни одна из рас не помнит своих корней, своего происхождения, своего родства.
|
|
-Вы знаете... - Раздался вдруг за спиной тонкий голосок. - Этот листок очень-то похож на скаасского пушистика.
Я повернулся и посмотрел на маленькую девочку, которая сидела на широкой мраморной площадке, на уровне моих глаз и обмахивалась пахучими листьями, распространяя аромат осени. Она серьёзно посмотрела на меня, придвинулась и доверительно зашептала:
-Знаете, скаассы совершенно не боятся людей, и потому их почти не осталось... - она тяжело вздохнула.
Её безупречная детская логика поразила меня.
-Ой, он пошевелился! - воскликнула маленькая суаррка. - Нет, вы посмотрите!
Я оглянулся, проследив за движением её руки, но ничего не увидел. Листьев было много, тысячи и тысячи их облетали с деревьев, теряя свой великолепный огненный цвет и съеживаясь серыми комочками.
-Да вот же он! - торопила она, теряя терпение. - Вот. Неужели вы не видите? Тихо, только не спугните его... - Она согнулась и сжала кулачки, показывая, как тихо я должен стоять.
Наконец я увидел листок, на который показывала суаррка. Это был серый, почти истлевший в пыль листик, скрючившийся на сером камне, прямо посреди дороги, и мне даже показалось, что он двигается и чешет тонкой лапкой живот...
| | |
 | |  |
|
|
